Соблазненные луной

Крида погладила его по лицу; половина ее глаз смотрела на Курага, половина – на меня. Не знаю точно, по какой причине, но я заставляла царицу гоблинов нервничать. Кураг как-то предлагал мне брак, но думаю, он хотел скорее получить наследников, способных к магии сидхе, чем меня саму. О, конечно, Кураг трахнул бы меня с превеликим удовольствием, но большим комплиментом это не было. Кураг трахнул бы что угодно, только бы оно выдержало.

Я села прямее и помахала полами халата, словно мне стало жарко.

– А почему не год за каждого? Да... – Я на секунду оторвалась от развязывания пояса. – Да, эта мысль мне нравится. По году за каждого, включая Китто. – Я распахнула халат целиком. Продемонстрировав, как мало на мне надето.

– Ну нет, не по году! Хоть догола здесь разденься, год ты не выторгуешь.

Я улыбнулась, просияв трехцветными глазами – два оттенка зеленого и кольцо золота.

– А ты не уговоришь меня на день.

Он расхохотался – низким, раскатистым утробным смехом. В смехе звучала незамутненная радость, обычная для гоблинов, но, кажется, позабытая сидхе. Из-за рамы зеркала раздался еще один мужской смешок. Кураг и Крида были там не одни. Мне стало интересно, кому же Кураг так доверял, что позволил присутствовать при обсуждении сделки.

– Ты – дочь своего отца, Мерри, зуб даю. Ты знаешь, чего стоишь.

Я потупилась, разыгрывая скромницу, но на самом деле – просто пряча лицо. Я усиленно думала и опасалась, что это будет заметно. Мне надо было добиться от Курага согласия. Все, что было нужно ему, – просто сказать "нет", и все мои усилия пойдут прахом. Мне требовалось услышать "да". Проблема была в том, как преодолеть его естественное стремление держаться подальше от сидхе и их дел. Как заставить его согласиться на то, чего он не хотел? Или, может, боялся хотеть?

Я сбросила халат на пол.

– Чего же я стою, если ты не готов небо и землю продать, чтобы взглянуть на мою наготу? Была бы я по-настоящему прекрасна, ты бы так не сказал.

Я испытующе посмотрела на Курага, всем лицом выразив неуверенность, которую в меня вселили сидхе. Худшим из моих критиков была моя собственная мать. Только пару месяцев назад я поняла, что она мне просто завидовала. Поняла, что моя мать похожа на человека больше, чем я сама. Рост и стройность – вот все, что сближало ее с сидхе, а волосы, глаза, кожа были человеческими. В отличие от моих.

Кураг разглядел мое беспокойство, и его взгляд стал напряженным.

– Ты и вправду не уверена в себе. – Казалось, это его поразило. – В жизни не встречал женщину-сидхе, которая не считала бы себя божьим даром для мужчин.

– Эти самые женщины сказали мне, что я – недоросток, – я обвела руками груди, – что грудь у меня слишком велика... – руки скользнули по талии вниз, – что у меня слишком много округлостей... – руки огладили бедра. У женщин-сидхе бедер практически нет. Я чуть тряхнула головой, чтобы волосы упали на лицо, и покосилась на Курага из-за алой завесы. – Сказали, что я уродлива.

Он взлетел с кресла, швырнув царицу на пол, и зарычал:

– Кто это сказал?! Я им собственные языки в глотку засуну, чтоб они подавились своей ложью!

Ярость в его лице, дрожащее бешенство во всем теле – я расценила это как настоящий комплимент. Я поняла, что Кураг, вполне возможно, хотел получить меня не только из политических соображений или ради улучшения породы. В это мгновение я подумала, что, может быть – только может быть, – царь гоблинов действительно меня любит, на свой особый манер. Я многое готова была от него сегодня увидеть, но только не любовь.

Не знаю почему, но я вдруг ощутила на щеках слезы. Отчего я плачу? Оттого, что гоблин захотел защитить мою честь? Я посмотрела на Курага, открывая ему все, что было сейчас у меня на лице и в глазах. Потому что поняла, что так и не поверила до конца в свою красоту. Стражи желали меня уже потому, что без меня были обречены на воздержание. Они добивались меня ради трона. Никто не хотел меня ради меня самой. Может, я к ним несправедлива, но откуда мне знать, что на самом деле привело их в мою постель? Я смотрела на Курага и видела мужчину, который знал меня с детства и считал меня прекрасной, достойной того, чтобы броситься мне на защиту, а ведь он никогда не будет со мной, не сможет стать моим королем. Знать, что кто-то обожает меня только потому, что я такая, как есть, – это многого стоило. Я не сумела бы выразить это словами, но я показала Курагу, что все оценила. Показала, как дорог мне он сам и как дороги чувства, которые он ко мне испытывает.

– Не плачь, девочка, да упасет меня Консорт! – помягчевшим голосом сказал Кураг.

Китто встал с пола, чтобы прижаться губами к моей щеке. Раздвоенный язык ласково и быстро коснулся кожи. Я не выразила протеста, и он слизнул слезы со щеки. Гоблины считают большинство телесных жидкостей слишком ценными, чтобы дать им пропадать впустую. Я понимала, что он делает и почему, но, если честно, сейчас сошло бы практически любое прикосновение. Я обняла Китто за плечи и прижалась к нему покрепче.