Соблазняющий разум. Как выбор сексуального партнера повлиял на эволюцию человеческой природы

Биологи могли бы возродить теорию полового отбора еще в 1930-х, опираясь на работы Фишера. Это, несомненно, пошло бы на пользу наукам о поведении. Антропологи, возможно, занялись бы исследованием механизмов выбора партнера в примитивных культурах, а не уделяли бы все внимание табуированию инцеста и межродовым бракам. Психотерапевты отказались бы от ламаркистских теорий Фрейда о наследовании приобретенных предками воспоминаний об отцеубийстве на почве сексуальной конкуренции за обладание матерью. Психологи освободились бы от бихевиористской одержимости обучением крыс в лабиринте и нашли более плодотворные способы изучения человеческой психики. Альфред Кинси, Уильям Мастерс и Вирджиния Джонсон – первые исследователи-сексологи – могли бы анализировать результаты своих опросов в более широком эволюционном контексте. Археологи, интересующиеся человеческой эволюцией, не зацикливались бы так на охоте и войнах, а наскальная живопись и палеолитические Венеры не вызывали бы у них такого недоумения. Но увы – ничего из этого не случилось.

В наши дни теорию полового отбора игнорируют скорее из-за проблем научного характера, чем идеологического. Например, половой отбор очень плохо поддается математическому моделированию. В ходе естественного отбора виды приспосабливаются к постоянным условиям внешней среды, и мы можем предсказать, как будет распространяться по популяции тот или иной ген, определенным образом влияющий на приспособленность. Но в случае полового отбора селективное давление создают другие особи того же вида, которые и сами изменяются в процессе эволюции. Неясно, с какого конца подступиться к изучению механизмов полового отбора: из-за петель положительной обратной связи между украшениями и брачными предпочтениями ход такого эволюционного процесса трудно предсказать или смоделировать. Только в 1980-х отдельным блистательным ученым, которые хорошо разбирались и в биологии, и в математике, удалось приступить к созданию реально работающих моделей полового отбора.

Кроме того, биологов времен расцвета синтетической теории эволюции больше всего занимала проблема видообразования: как одна линия расщепляется на два разных, более не скрещивающихся вида. В половом отборе биологи видели скорее возможный механизм видообразования, чем объяснение происхождения брачного декора. Они считали, что единственная задача брачных предпочтений – предотвращать межвидовое скрещивание. Ориентируясь на брачные предпочтения животных, биологи проводили границы между видами, но не рассматривали эти предпочтения как инструмент внутривидового ранжирования особей по привлекательности. Поэтому Эрнст Майр и многие другие биологи видели в большинстве брачных украшений лишь метки, показывающие, к какому виду принадлежит животное. То есть биологи того времени мыслили в духе Уоллеса, относя украшения к “сигналам видовой принадлежности”.

Теория полового отбора пострадала от бихевиоризма, который главенствовал в психологии XX века, и в целом от редукционистского подхода в науке. Этот подход не позволял приписывать животным умственные способности, поэтому обсуждать эволюцию брачных предпочтений самок биологам было очень неудобно. Даже такие исследователи поведения животных, как Конрад Лоренц и Нико Тинберген, видели в совокуплении лишь стереотипный поведенческий акт, запускаемый парочкой простых стимулов. Им была чужда мысль, что выбор партнера – это сложное стратегическое решение с высокими ставками. Психологи-бихевиористы даже людей не хотели наделять свободой воли и способностью выбирать; тем более ненаучным им казалось говорить о “выборе партнера” у животных, а не о “сексуальных стимулах”. Середину XX века можно назвать эрой манифеста Берреса Скиннера “Наука и поведение человека”, представившего людей роботами, которыми управляют условные рефлексы. И только в 1970-х, с развитием когнитивной психологии, снова стало допустимым рассуждать о принятии решений у людей и животных. Однако к этому времени большинство психологов совсем забыло Дарвина. Говоря о сексе, они в первую очередь вспоминали Фрейда и его теории бессознательных мотивов и невротических комплексов. Человеческую сексуальность с ее мнимыми экзистенциальными лабиринтами рассматривали отдельно от сексуальности животных, которая, как предполагалось, исчерпывается набором стереотипных половых рефлексов. Возможность существования теории выбора партнера, применимой и к людям, и к животным, всем казалась абсурдной.