Соблазны бытия

И все равно Нони очень понравилась ее первая фотосессия. Приятное разнообразие после унылой, насыщенной слезами атмосферы родного дома. Нони чувствовала, что затяжная депрессия матери начинает действовать и на нее.

* * *

– Алло? Да, это я. Привет, Джорди. Как дела?.. И у меня тоже не ах. Что? Нет, пока не видела. Да, газета есть. Сейчас посмотрю. Я тебе перезвоню. Да, разумеется, очень забавно. Очень…

Это и впрямь было забавно. В «Нью-Йорк пост», на странице светской хроники, в самом верху, газета поместила три фотографии Иззи и Джорди, сделанные на приеме. Иззи усмехнулась, прочитав заголовок. «Ловец жемчуга». На первом снимке фотограф ухватил момент, когда пальцы Джорди находились в вырезе ее платья. На втором Джорди торжествующе поднимает найденную жемчужину. Третий снимок запечатлел Иззи целующей знаменитого писателя.

Забавно и, в общем-то, ничего особенного. Джорди всего-навсего извлек упавшую жемчужину, а Иззи поблагодарила его за это. Под снимками был текст. Иззи стала читать.

* * *

«Джорди Макколлу, чей новый роман „Растущие вниз“ вот уже несколько недель занимает высшие строчки в списках бестселлеров по обе стороны Атлантики, вчера вечером был устроен пышный прием. Макколл пребывал в романтическом настроении, чему в немалой степени способствовала искренняя благодарность Изабеллы (Иззи) Брук, дочери знаменитого детского писателя Себастьяна Брука. Когда у Иззи неожиданно порвалась нитка жемчуга, наблюдательный Джорди заметил, что одна жемчужина попала в вырез ее платья. Он поспешил извлечь жемчужину оттуда и вручить хозяйке.

Джорди, ныне живущий в Лондоне, приехал в Нью-Йорк без своей жены-англичанки. Позже, во время частного обеда, устроенного его издателями, он сидел рядом с Иззи. В конце обеда их видели уходящими вместе».

* * *

– Какой ужас! – простонала Иззи. – Как они могли?

– Вы о чем, дорогая? – спросил Ник Нилл, поворачиваясь к ней.

– Ник, это ужасно! Почитайте, что они написали. Это так ужасно!

– Дайте-ка взглянуть… Какие милые снимки! Иззи, вы просто шикарно выглядите.

– Совсем не шикарно. Я выгляжу на них едва ли не проституткой.

– Бросьте, не наговаривайте на себя. Вы не тот типаж. Жаль, они не упомянули наше агентство, но я очень рад за вас. И не надо так волноваться. Обыкновенная погоня за сенсацией. Завтра газета окажется в мусорных бачках. А сегодня люди прочтут и тут же забудут.

– Кто-то забудет, а кто-то нет. Что бы сказала Адель, если бы вдруг увидела.

– Адель – это кто?

– Жена Джорди и моя лучшая подруга.

– Если у нее есть здравый смысл, то она посмеется над глупостью газетчиков и тоже швырнет газету в мусорное ведро.

– Вы не понимаете. Они сейчас живут порознь и…

– Тогда тем более не стоит волноваться. А Джорди вы явно нравитесь.

– Ошибаетесь, – поспешила возразить Иззи.

– Пусть будет так, – согласился Ник. – Он лишь притворяется… А теперь, Иззи, о делах более насущных. Не люблю вмешиваться в ваш творческий процесс, однако Джоани вернула нам несколько рекламных текстов.

– Боже мой! – вздохнула Иззи, с трудом отрываясь от газеты.

Джоани Морелл была заведующей отделом рекламы в «Кливленд и Маршалл» – рядовом издательстве, выпускающем любовные романы и романы ужасов. Ник и Майк называли эту требовательную, грубую, нетерпеливую женщину проклятием своей жизни. Но ее заказы были основным источником их доходов.

– М-да. Старая сука. Глядите, что она сделала. Я прикрепил к текстам записку. Написал: «О’кей?» А она перечеркнула все тексты и приписала: «Когда переделаете, будет о’кей».

– Понимаю, – сказала Иззи, не двигаясь с места.

– Дорогая, этого мало. Нужно переделывать тексты, причем срочно. Джоани требует их самое позднее – к ланчу.

Иззи отодвинула злосчастную газету и сосредоточилась на рекламе для издательства Джоани. Ник прав. Сейчас самое главное – исправить рекламу.

* * *

Раздумывая потом о двух событиях этого дня, Лукас так и не определил, какое из них было для него более значимым. По отдельности они ничего особенного не представляли. Но вместе… Надо сказать, что события эти произошли не одновременно, а одно за другим, словно их последовательность была тщательно выверена… В совокупности своей они ознаменовали для Лукаса новый этап его жизни. Гнев, постоянное ощущение несправедливости и отчужденности начинали уходить в прошлое.

Лукас шел по школьному коридору, когда его окликнул мистер Блейк – один из преподавателей истории:

– Либерман, постой! Мне надо с тобой поговорить.

Лукас остановился, ожидая услышать о новых неприятностях. Конечно, в Вестминстере ему было несравненно лучше, чем во Флеттоне, но все-таки не так хорошо, как прежде. Его друзья повзрослели и изменились. Никто уже не восторгался им, как раньше, когда у него имелся целый кружок поклонников. Лукас не ощущал себя изгоем, но и своим здесь тоже не был. Он не мог избавиться от привычек, выработанных во Флеттоне. Лукас ненавидел власть взрослых. Он не конфликтовал с ними, но и особой учтивости не выказывал. Преподаватели и ученики относились к нему одинаково холодно. Это был порочный круг, только усугублявший все недочеты его поведения.