Собольск-13

Рука у Владлена была сухая, горячая, крепкая. Он начал спускаться по пологой лестнице, проложенной вдоль склона, и скоро исчез во мраке. Только было слышно, как хрустит песок у него под ногами.

24

Танцы устроили в фойе, рядом с большим залом, в котором огни были потушены, и он темнел тремя распахнутыми дверьми. Оркестр, видимо, ушел на перекур. На эстраде, прижавшись к сверкавшему гранями аккордеону щекой, играл молодой парень, весь погруженный в музыку.

Народу на танцы осталось много, и пары кружились почти вплотную друг к другу. Андрей Сергеевич заметил, что мальчишек явно не хватает, танцуют девушка с девушкой. И еще бросилось в глаза, что все одеты нарядно, если не богато: почти не видно ситцевых и штапельных платьев, больше шелковые и капроновые, да таких расцветок, что у Андрея Сергеевича зарябило в глазах.

Он думал, что его появления никто не заметил, и расположился на свободном стуле недалеко от входа: надо же взглянуть, как веселится заводская молодежь. Но не тут-то было!

— Куда вы пропали, Андрей Сергеич? — проносясь мимо, звонко прокричала та самая Юля Светлакова, которая донимала его вопросами после выступления. — Мы вас искали.

На следующем круге она на ходу бросила своего партнера Сашу Градова и присела рядом с Потаниным.

— Я что хотела у вас спросить, Андрей Сергеич: вы не очень обиделись, что я вам вопросы задавала?

— Нисколько. Откуда вы это взяли?

— Да у нас в бригаде говорят. Одни — будто вы обиделись и не надо было спрашивать; другие — мол, ничего особенного, раз интересно, то и спросить можно. Вот я и подумала: спрошу у самого. Надо же разобраться, правда?

— Конечно, разобраться следует.

Переминавшийся с ноги на ногу Саша Градов, с неудовольствием взглянув на партнершу, а заодно и на Потанина, отошел в другой конец зала, к темным окнам, и стал в них смотреть. Юля проводила его взглядом и заговорила с еще большим оживлением:

— У меня еще один вопрос был, только я не стала его задавать. А теперь спрошу: вы так и не видели больше отца?

— Больше не видел, Юля.

— И жили совсем-совсем один?

— Почему один? Наоборот, вокруг меня всегда было много людей. Жить-то пришлось в общежитиях.

— А я все время с папой-мамой жила. Только вот теперь немного с девчонками живу — тоже в общежитии. Да и то каждую субботу домой езжу. Старенькие они у меня, помогать надо.

— Ездите? Откуда ж вы родом, Юля?

— Ниоткуда. То есть в том смысле, что здешняя я. В старом городе родилась.

— Старый город недалеко, чего уж тут ездить.

— Ну все-таки…

И Андрей Сергеевич узнал, что она — единственная дочь ушедшего на пенсию старателя Светлакова и что очень плохо, что у нее нет брата и вообще мужчины в семье. Дело в том, что отец увлекся садоводством, развел большущий сад и прямо-таки замучился, ухаживая за ним. А они, две женщины, мама и она, разве могут ему помочь как следует? Нужны мужские руки, а где их возьмешь?

— Мне кажется, не так уж трудно привлечь в семью мужские руки, — сказал Андрей Сергеевич шутливо.

Юля долго рассматривала Потанина, не понимая, о чем он говорит, потом сообразила и сильно покраснела:

— Что вы, Андрей Сергеич! Я даже не думаю. Пока вечерний не кончу, ничего себе не позволю.

Совсем рядом, рукой достать, двигались танцующие. Одни по-современному топтались с оцепенелым видом; другие — размашисто кружились; а одна пара, так та плясала с лихими разворотами, с пощелкиванием и притопыванием. Плясун, победоносно оглядывая танцующих, вдруг крикнул Юле:

— Приглашай гостя, Светлакова!

Юля тотчас же вскочила, точно только этого и ждала:

— В самом деле, Андрей Сергеич, потанцуем. Приглашаю! — и протянула к нему свои тонкие руки.

— Меня? Что вы, Юля! Я же рассыплюсь, — растерялся Потанин, но все же встал.

— Ничего, не рассыплетесь. А рассыплетесь — склеим. У нас в цехе целая бочка клея. Лучший из клеев — БФ. Да вы не бойтесь. Я поведу.

И повела. Он не мог отказать этой чудачке и сразу почувствовал, как твердо и уверенно держат его руки девушки, как поворачивают туда, куда нужно. Паркет тягуче поскрипывал под ногами. Аккордеонист поднял голову, оживился, заиграл отчетливей и стремительней. Кажется, что-то такое получалось, и Андрей Сергеевич приободрился.

Лихим танцором он никогда не был, теперь — тем более, отяжелел. Когда он танцевал в последний раз? Лет тридцать назад, когда ухаживал за Иринкой. Ради такого случая и выучился мало-мало. После женитьбы забросил — все некогда, все некогда. Хо! Посмотрела бы Иринка, чем занимается ее благоверный в родных местах.

И в этот веселый миг он почувствовал, что встает на что-то мягкое, и это мягкое — Юлина нога. Он неуклюже попытался переместить центр тяжести, даже подпрыгнул, но было уже поздно, ногу он придавил. Юля отпустила его и, прихрамывая, поплелась к стулу, Андрей Сергеевич, как привязанный, шел за ней, бормоча и разводя руками:

— Я же предупреждал. Зачем вы не послушались?

Юля улыбалась, превозмогая боль:

— Ничего. Сашка у меня еще хуже танцует, — и посмотрела туда, где стоял Саша.