Собор памяти

Элегантная дама средних лет с точёными чертами лица и завитыми чёрными волосами, которые окутывала мантилья, с рукавами — по классической моде — отвёрнутыми до плеч, сидела неподалёку от Леонардо. Она сердито говорила что-то сидевшей рядом матроне и была, судя по всему, приверженкой Пацци. Весь последний месяц только и разговоров было, что о произволе Лоренцо и о том, как возмущены этим произволом Пацци. Двое клиентов семьи Лоренцо оспаривали наследство у некоей Беатрисы Борромео, жены Джованни де Пацци. Её отец умер, не оставив завещания, и она предъявила права на наследство. Но Лоренцо использовал своё влияние, чтобы задним числом провести через совет закон в пользу своих друзей. По этому новому закону состояние отца, умершего без завещания, переходило не к дочери, а к ближайшему родственнику-мужчине. По выходе этого закона сын Джованни Франческо так разъярился, что оставил Флоренцию и ныне жил в Риме.

   — Должна сказать, я удивлена, что Франческо вернулся из Рима, чтобы участвовать в шествии, — говорила элегантная дама.

   — Не удивляйтесь, — отозвалась матрона, — это его долг — почтить семью.

   — Если только Медичи не отменит этого тягостного закона, между семьями вспыхнет война, помяните моё слово, и пострадают все — особенно женщины.

   — Ах, — сказала матрона, озираясь по сторонам, — мы созданы, чтобы страдать. А его великолепие, думается мне, был раздражён из-за того, что его младший братец проиграл в этом году скачки Пацци — я так считаю.

   — Ну что же, запомните мои слова — быть беде...

Юный Макиавелли, откровенно подслушивавший разговор, сказал Леонардо:

   — По-моему, его великолепие не стал бы из-за скачек трогать такое важное семейство, как Пацци, — как ты думаешь?

   — Идём, — невпопад, рассеянно ответил Леонардо. «Где же Сандро? — спрашивал он себя. — И где Зороастро?» В голову ему лезло самое худшее. Возможно, что-то случилось с Джиневрой. Леонардо ещё раз обошёл вокруг скамей: толпа поредела, но лишь слегка. И тут он заметил, что Никколо рядом нет. Он встревожился и, зовя его, пробежал мимо кучки молодых людей — их было с дюжину, все в ливреях знатной семьи, возможно, недавно набранные телохранители.

Но эти юноши были безоружны.

   — Я тут! — Никколо протолкался через них. — Дослушивал дам. Они обсуждали, что надо делать, чтобы скрыть морщины. Хочешь знать, что они говорили?

Леонардо кивнул, дивясь тому, как оживился его юный подопечный. Сандро здесь нет — в этом-то он уверен. Теперь, пока Никколо говорил, он искал глазами Зороастро. Сандро должен был ждать его здесь!

Никколо болтал так, будто все его мысли одновременно торопились выскочить изо рта, и лицо его выражало живость и восторг мальчишки, а не суровую мужественность взрослого. Похоже, он счёл Леонардо равным, с кем мог чувствовать себя спокойно и уютно после долгих дней и месяцев сосредоточенных занятий с мессером Тосканелли и его учениками.

   — Эти дамы утверждали, что нужно взять белого голубя, ощипать, крылышки, лапки и внутренности выбросить. Потом берёшь равные доли виноградного сока и сладкого миндального масла, и ясенца столько, сколько нужно на двух голубей, и хорошенько всё моешь. Потом смешиваешь ингредиенты, возгоняешь — и тем, что получилось, умываешься. — Он улыбнулся — пренебрежительно, но всё же улыбнулся. — С виду обе дамы знатные, но несли они совершенную чушь.

   — Быть может, сказанное ими хоть отчасти — правда, — заметил Леонардо. — Как ты можешь упрекать их в невежестве, покуда сам не проверил их слов?

   — Но это чушь! — настойчиво повторил Никколо.

   — Идём, — сказал Леонардо. — Я не могу дожидаться Зороастро всю ночь. Опять он играет в исчезновения, чёрт бы его подрал.

Леонардо огляделся — и ему почудилось, что он видит Зороастро, беседующего с человеком, похожим на Николини. Оба стояли рядом с коляской. Но было слишком темно и слишком далеко, да и свет факелов обманчив.

Леонардо пробирался через толпу в поисках Сандро и Зороастро, пока Никколо не крикнул:

   — Вот он! — и не указал на фигуру, что махала рукой и звала Леонардо. Они поспешили к Зороастро.

   — Я видел, ты вроде говорил с Николини, — сказал ему Леонардо.

Зороастро взглянул на него удивлённо.

   — Итак, все эти россказни о твоём изумительном зрении в конце концов оказались неправдой: в темноте ты видеть не можешь, — заметил он. — Нет, Леонардо, я не смог подобраться ни к мессеру Николини, ни к мадонне Джиневре. Зато твой друг смог. Смотри, — Зороастро указал на первые коляски шествия, что медленно ехали на юг, ко дворцу Синьории и древней церкви Санти Апостоли.

Леонардо увидел человека, который мог быть и Сандро, в роскошной коляске, украшенной флагами Пацци.

   — Это Сандро, а дама рядом с ним — Джиневра, — сказал Зороастро. — А синее и белое — родовые цвета Николини.

   — Что он делает в коляске Николини?

   — Сам Николини скачет сразу за братьями Пацци. Возможно, он войдёт с ними в церковь и коснётся священных кремней. Весьма почётно.

   — Так ты не смог подойти ближе и поговорить с ними? — сказал Леонардо. Хотя процессия двигалась медленно, в этой толпе держаться наравне с коляской Джиневры и Сандро было невозможно.