Собор памяти

Она была инструментом и убежищем. Но он использовал её и был ничем не лучше вора, ибо даже сейчас, наедине со своими мыслями, он грешил против неё и своей возлюбленной Джиневры.

Несколькими днями позже в мастерскую, где Леонардо по заданию Верроккьо трудился над терракотовой скульптурой Девы и единорога, ворвались Товарищи Ночи, Ufficiale di Notte.

Леонардо повернулся к ним, удивлённый и потрясённый; в одной руке он держал молот, в другой — резец, словно этим оружием намеревался отбиваться от чернорясых священников. Эти люди — полиция нравов, Служители Ночи и Монастырей — были облачены в одеяния поддерживавших Медичи доминиканцев; то были волки Церкви, inquisitores, оруженосцы, гонцы и палачи. Величайшая ирония заключалась в том, что они были оруженосцами самого Лоренцо. Казалось, чья-то страшная и искусная рука обратила их против своих.

   — Леонардо, мы здесь! — обеспокоенно окликнул его Пико делла Мирандола, махая рукой из-за спин одетых в церковное солдат. — Не делай ничего неосмотрительного. Мы с Сандро здесь, чтобы помочь тебе. — Он повернулся к капитану, старому воину с иссечённым шрамами лицом: — Могу я побеседовать наедине с синьором Леонардо да Винчи?

   — Я получил приказ доставить его прямо в Сан Марко, — сказал капитан с долей почтительности в голосе, — но вы, синьор, если пожелаете, можете присоединиться к синьору да Винчи в карете. Боюсь, однако, что ваш друг... — Он кивнул на Сандро.

   — Не беспокойтесь, я поеду следом в другой карете, — сказал Сандро, — если, конечно, капитан не против.

Капитан вежливо кивнул.

   — Могу я узнать, что происходит? — Леонардо с трудом сдерживал гнев. О нём говорили так, словно он — мебель, которую собираются передвинуть с места на место.

   — Вы обвиняетесь в преступлении, синьор.

   — И что же это за преступление? — едко осведомился Леонардо.

   — Леонардо, — предостерегающе проговорил Пико.

   — Содомия. — Капитан понизил голос, словно из осторожности, хотя слышно это было всем в комнате.

   — Что? — Голос Леонардо охрип от ярости. — А кто выдвинул это обвинение?

   — Синьор Леонардо, будьте добры пройти с нами, — хладнокровно сказал капитан, который наверняка был привычен к таким ситуациям. — Или вы предпочитаете, чтобы вас заковали в кандалы? — Несколько Товарищей Ночи тотчас обнажили мечи и угрожающе наставили их на Леонардо. — А теперь, пожалуйста, любезный, опустите ваши инструменты, а то ведь я уже готов потерять христианское терпение.

Леонардо всё ещё сжимал в руках молот и резец — в ярости он не думал ни о страхе, ни о последствиях.

   — Я должен знать, кто выдвигает это злобное обвинение!

   — Вы узнаете всё очень скоро. — Капитан кивнул ближайшим своим солдатам и отступил.

   — Я должен знать сейчас!

   — Леонардо, — умоляюще сказал Пико, — опусти инструменты. Ничего не поделаешь, надо послушаться приказа. Я поеду с тобой, займусь твоим делом и поговорю с властями.

Леонардо хотел было что-то сказать, но, подумав, кивнул и отдал Пико резец и молот.

   — Идём, — сказал один из Товарищей, похлопывая Леонардо мечом плашмя по бедру.

   — Так вы с Сандро знали об этом... обвинении? — спросил Леонардо у Пико.

   — Нас предупредили, но... было уже поздно. Его нашли этим утром в bocca di leone[85].

   — A-а, — сказал Леонардо, сузив глаза. Сердце его колотилось; на миг слёзы затуманили взгляд.

Анонимы обычно опускали обвинительные письма в сосуд в форме львиной головы у ворот Палаццо Веккио. Существование такого рода отвратительных delatores[86] было неизбежно в эпоху заговоров, соперничества и мелочной ненависти. Лоренцо, живший в страхе перед заговорами против своего дома, поощрял позорные ящики, ибо разве не может быть найдено внутри нечто важное, даже жизненно важное?

   — Я, кажется, знаю, кто мог сыграть эту предательскую шутку, — сказал Леонардо Пико, выходя из комнаты и позволяя свести себя вниз по нескольким пролётам лестницы к ожидавшим внизу погребально-чёрным каретам.

Пико и вправду позволили ехать с Леонардо в закрытой чёрной повозке, но места было мало, потому что с ними ехали ещё двое солдат, зорких, как хорьки, и державших наготове на коленях остро блестящие рапиры. Солдаты были молодые, с румяными пухлыми лицами.

   — Я буду твоим адвокатом, — сказал Пико; при всей его молодости он выглядел внушительно в белой мантии мага.

Пико был воплощением щегольства, и его ярко-рыжие волосы сейчас были черны, как у Франческо Сфорца; они обрамляли бледное прекрасное лицо с пронзительными серыми глазами.

   — Тебе придётся пройти через унижение, друг мой, но тут уж ничего не поделаешь, — добавил он.

   — Что тебе известно? — спросил Леонардо.

   — Только то, что против тебя и других выдвинуто мерзкое обвинение.

   — Но кем?

   — Tamburos[87] — ящики трусов, — сказал Пико, — и я ни разу не видел, чтобы хоть одно обвинение из найденных в них было подписано. Не ожидал увидеть этого и теперь. — Он пожал плечами. — Но Лоренцо не отменит их.

   — Кто ещё замешан в этом деле?

Пико покачал головой.

   — Прости, но это всё, что я знаю.

   — А что Си...

Пико наступил Леонардо на ногу, остерегая его.

   — Лоренцо сумеет это остановить, — тем не менее сказал Леонардо.