Собрание повестей и рассказов в одном томе

– Была одна, которая пришлась по вкусу, да она мне отказала.

– Ладно тебе. Чего уж теперь об этом говорить?

– К слову пришлось, вот и сказал.

– Все сердишься на меня?

– Нет – зачем? Вот еще не хватало мне – сердиться на тебя!

– Сам видишь, как у меня все получилось, – сказала она.

– Вижу.

– Ну вот.

Они замолчали. Анна, помаргивая, зачем-то еще раз оглядела комнату, потом положила ладони себе на лоб, опустила голову.

Николай тронул ее за плечо.

– Ну, чего ты?

– А? – Она подняла голову. – Так просто. Чего-то нашло.

Он придвинул свой стул поближе к ней.

– Коля, – сказала она, – наливай, а. Давай вспомянем с тобой Ивана.

Он смотрел на нее, словно решая, наливать или нет. Потом все-таки налил.

– Чокаться нельзя, – предупредила она и залпом выпила.

Они немного помолчали – ровно столько, сколько полагается в таких случаях молчать.

– Хороший он был, – чуть слышно сказала потом она. – Я его до самой смерти помнить буду.

– Мне как написали про него, я с неделю сам не свой ходил, – отозвался Николай. – Мы с ним были самые лучшие товарищи, ты же знаешь. Даже когда вы сошлись, я на него не злился. На тебя злился, а на него нет.

– Мы как голубки жили, – сказала она. – Не знаю, как бы дальше было, но пока его не забрали, мы весь год жили, честное слово, как голубки.

– Вы хорошо жили, я помню.

– Я при нем ни на кого и глядеть не хотела.

– И меня ты не любила, – сказал Николай.

Анна недоуменно взглянула на него.

– Не надо, – попросила она. – Зачем ты это? Ты же знаешь, я тебя до него любила, я и замуж за тебя собиралась. А тут он. Ты не сердись на меня.

– Чего мне теперь на тебя сердиться?

– Не сердись, не надо. Я ведь не со зла.

– Хватит тебе.

– Больше не буду, – покорно согласилась она и вдруг засмеялась, прикрывая рот рукой. – Мой-то инвалид, – сквозь смех сказала она, – ну, с которым я жила, он меня и к Ивану ревновал. – Она перестала смеяться. – К убитому. Вот чума!

– А ты все такая же, как была, – сказал Николай. – Постарела, а характер такой же.

– А что?

– Да так, ничего.

– К чему ты это сказал-то?

– К тому, что я бы на тебе и сейчас женился.

– А давай. – Она выдержала его взгляд. – Я согласна.

– Давай.

– Не возьмешь, – задумчиво произнесла она. – Я-то пойду, да ты не возьмешь. Вот и считай, что мы с тобой теперь расквитались.

– Возьму, – сказал он. – Хоть сегодня.

– Сегодня-то возьмешь, – усмехнулась она. – На ночь возьмешь, а завтра выгонишь. Не знаю я, что ли? Нет уж, не перепадет тебе.

– Смотри-ка, какая ты!

– А вот такая. Какая есть, такая и есть. Пьяная я, – прикрывая глаза, сказала она. – Пьяная-пьяная. Видел бы меня сейчас Иван, уж он бы мне за-да-ал.

– Чего это ты все Иван да Иван? Ивана теперь не воротишь, а легче тебе от этого не станет.

– И правда, чего это я все Иван да Иван? Ты не сердись на меня.

– Да дело не в этом, – с досадой ответил он.

– Я какая-то ненормальная стала. То кажется, все хорошо, все ладно, а то вдруг вспомню про судьбу свою, и плачу и плачу. Проплачусь – опять все хорошо. Живу, будто меня через день в воду окунают, а через день выставляют на солнышко сушиться. А теперь думаю: жизнь моя прошла, плохо ли, хорошо ли, а прошла, и ждать больше особенно нечего. Раньше было страшно о таком подумать, а теперь ничего, привыкаю, привыкла уж, считай. Так-то лучше. Хвастаться мне в своей жизни нечем, а жаловаться тоже не хочу и мачехой называть ее не стану. Что было – все мое.

– А если бы ты вышла за меня? – все-таки спросил он.

Она замерла, словно прислушиваясь к себе, неопределенно пожала плечами.

– Не знаю, Николай. Не могу загадывать. Ты вот живой, здоровый. – Она протянула руку и дотянулась до его плеча. – Ничего не знаю, Коля. Наверно, мы с тобой бы так и жили. Зачем теперь об этом говорить?

– Ты хоть вспоминала меня?

– Я все больше Ивана вспоминала. Ты не сердись, он муж мне. Может, теперь буду вспоминать, после сегодняшнего.

– Тут пока нечего и вспоминать.

– Как же! Я ведь рада, что встретила тебя. Не чужие.

– Когда-то обнимались по задворкам, – сказал он.

– Было. – Она смутилась, но вспоминать об этом ей, видно, было приятно. – Что было, то было. Не один раз до петухов простаивали. А утром…

Она умолкла. Дверь неожиданно открылась, в нее просунулась чья-то голова, что-то пролепетала и так же неожиданно исчезла.

– Вот заполошный, – засмеялась Анна.

– Эти заполошные мне надоели, – сказал Николай. – Утром один чуть свет в дверь забарабанил, я открываю, а он: «Извините, ошибся». Не смотрят и лезут.

Он снова налил.

– Давай еще по одной, тут уж немного осталось.

– Ну, мы с тобой за-гу-ля-ли. – Анна взяла стакан обеими руками и потянулась чокаться. – Прямо дым коромыслом.

– Нам с тобой можно. Мы с тобой полжизни не видались, теперь нам все можно.

– Полжизни не видались, – повторила она, удивляясь. – Надо же! И все-таки встретились. И ты меня первый узнал. Запомнил все-таки, а?

– Эх, Нюрка, Нюрка!

– Ну, чего Нюрка? – с вызовом спросила она.

– Хорошая ты баба.

– А чего во мне хорошего? Баба как баба. Таких много.

– А может, ты мне одна такая нужна?