Собрание сочинений

Сейчас без четверти час ночи, а сижу я тут с десяти, пытаясь — пока на странице у меня осязаемый Симор — отыскать способ представить его Атлетом и Спортивным Игроком и не вызвать крайнего раздражения у тех, кто терпеть не может игры и спорт. На самом деле я в смятении, и мне противно от того, что, как выясняется, я не могу к этому приступить, не начав с извинения. Во — первых, мне случилось принадлежать к кафедре филологии, где по крайней мере два преподавателя сильно ушли вперед и стали признанными репертуарными современными поэтами, а третий — неимоверной элегантности литературный критик на нашем академическом Восточном побережье, довольно внушительная фигура среди спецов по Мелвиллу.[357]

Все трое (они, к тому же, как вы себе представляете, питают ко мне какую-то огромную слабость) в пик профессионально-бейсбольного сезона совершают, как представляется мне, несколько чересчур публичный бросок к телевизионному приемнику и бутылке холодного пива. К несчастью, этот мелкий оплетенный плющом камешек в данных обстоятельствах приносит чуть меньше разрушений, потому что я швыряю его из цельностеклянного дома. Я сам всю жизнь был поклонником бейсбола и не сомневаюсь, что в черепе у меня должно быть место, похожее на дно птичьей клетки, выстеленное старыми и драными спортивными разделами. Фактически (и я расцениваю это как последнее слово в интимных отношениях писателя и читателя), быть может, одна из причин, по которой в детстве я не сходил с эфира шесть лет подряд, заключалась в том, что я мог сказать Народу Радиоландии, чем всю неделю занимались ребята Уэйнеры, или, что выглядело еще внушительнее, сколько раз Кобб в 1921 году, когда мне исполнилось два, украл третью.[358]

Для меня что — это по-прежнему капельку наболевшая тема? Я разве еще не примирился с теми днями юности, когда бежал от Реальности — посредством линии «Л» с Третьей авеню, — чтобы добраться до своего маленького лона у третьей базы на «Поло-Граундз»? Невероятно. Может, частично от того, что мне сорок и я думаю, что самое время уже попросить всех пожилых мальчиков-писателей отвалить с бейсбольных стадионов и арен корриды. Нет. Я знаю

— господи, знаю, —

почему мне так не хочется представлять Эстета Атлетом. Я не думал об этом много — много лет, но ответ такой. На радио со мной и С. был исключительно смышленый и симпатичный мальчик, некто Кёртис Колфилд, он потом погиб при какой-то высадке на Тихом океане. Однажды он пробежался с нами до Центрального парка, и там я понял, что мяч он кидает так, будто обе руки у него — левые, короче — совсем по-девчачьи, — и я до сих пор вижу, какое стало у Симора лицо, когда я критически заржал над Кёртисом, конски, жеребячески. (Как еще мне оправдать этот глубинный анализ? Перекинулся ли я на Другую Сторону? Открыть ли мне свою частную практику?)

Как на духу. С. любил игры и спорт, в помещении ли, на воздухе, и сам бывал в них обычно поразительно хорош или поразительно плох — редко что-то между. Пару лет назад моя сестра Фрэнни поставила меня в известность, что одно из Самых Ранних ее Воспоминаний: она лежит в плетеной колыбели (подобно Инфанте, я так понимаю) и смотрит, как Симор в гостиной играет с кем-то в пинг-понг. В действительности, думаю, эта памятная ей плетеная колыбель была старой битой кроваткой на колесиках, в которой ее, бывало, встряхивая на порожках, толкала по всей квартире ее сестра Тяпа, пока они обе не достигали эпицентра бьющей ключом жизни. Однако более чем вероятно, что Фрэнни и впрямь во младенчестве наблюдала, как Симор играет в пинг-понг, и его прочно забытым и явно бесцветным противником легко мог оказаться я сам. Играя с Симором в пинг-понг, я обычно бывал ошеломлен до полной бесцветности. Будто по другую сторону сетки находилась сама Кали-Мать[359] — многорукая, ухмыльчивая и без малейшего интереса к счету игры. Он лупил, он срезал, на каждый второй-третий шарик он бросался так, словно тот был свечкой, которую можно отбивать только смэшем. По грубым прикидкам, три из пяти ударов Симора приходились в сетку или вообще черт знает куда, поэтому отбивать его удары с лёта было практически невозможно. Хотя факт этот ни разу не привлек его пристального внимания, и он вечно изумлялся и униженно извинялся, когда противник его в конце концов громко и обиженно скулил, что за шариком вынужден гоняться по всей комнате, нырять под стулья, диван, рояль и в эти мерзкие щели за книгами на полках.