Собрание сочинений

— Чего? — говорю. Я чуть не рухнул, когда она так сказала. Чесслово. У меня башка закружилась как бы, и я подумал, что сейчас, наверно, опять отключусь или еще чего-нибудь.

— Я его спустила на грузовом лифте, чтоб Шарлин не увидела. Он не тяжелый. У меня там всего два платья и мокасины, и трусы, и носки, и еще кое-что. Попробуй. Не тяжелый. Ну попробуй разик… А что, нельзя с тобой? Холден? Нельзя? Пожалуйста.

— Нет. Заткнись.

Я думал, что сейчас точняк намертво отключусь. В смысле, я не хотел ей говорить «заткнись» и всяко-разно, только подумал, что сейчас опять отключусь.

— Ну почему нельзя? Ну пожалуйста, Холден! Я ничего делать не буду — только поеду с тобой, и все! Я даже одежду брать не буду, если не хочешь, я только возьму…

— Ничего ты с собой не возьмешь. Потому что ты никуда не едешь. Я еду один. Поэтому заткнись.

— Ну пожалуйста, Холден. Пожалуйста, можно? Я буду очень-очень-очень… Ты даже не…

— Ты никуда не поедешь. Заткнись уже! Давай мне чемодан, — говорю. И забрал. Я ей уже чуть было не двинул. Вот еще чуть — чуть — и съезжу ей. По-честному.

Она заплакала.

— Я думал, ты в школе в постановке играешь или как-то. Думал, ты там Бенедикт Арнолд в постановке и всяко-разно, — говорю. Мерзко так говорю. — Ты чего хочешь? В постановке своей не играть, ёксель-моксель? — Тут она еще больше разревелась. Во как путёво. Мне вдруг так сильно в жилу стало, чтоб она ревела, пока у нее шары не повылазят. Я ее, считай, ненавидел. И, наверно, больше всего — из-за того, что, если она со мной поедет, ее тогда не будет в этой ее постановке. — Пошли, — говорю. И снова двинул по лестнице в музей. Я чего прикинул — сдам этот ее долбанутый чемодан в гардероб, а потом в три часа она его снова заберет, после уроков. Не в школу же его тащить, понятно. — Давай, двигай, — говорю.

Только она по лестнице со мной не пошла. Не хотела она со мной никуда идти. А я один все равно пошел, и затащил это чемодан в гардероб, и сдал его, а потом вышел и спустился снова. Она по-прежнему стояла на тротуаре, но когда я подошел, спиной ко мне повернулась. Она так умеет. Отворачивается от тебя, если ей в струю.

— Никуда я не еду, — говорю. — Я передумал. Так что хватить реветь и заткнись. — Самая умора, что, когда я так сказал, она уже и не ревела даже. Только я все равно сказал. — Давай, пошли. Я тебя до школы провожу. Ну пошли. Опоздаешь.

Она ни ответила, ничего. Я как бы попробовал ее за руку взять, а она не дала. Все отворачивалась и отворачивалась.

— Ты хоть поела? Ты уже обедала? — спрашиваю.

Ноль эмоций. Она только чего — она мой красный охотничий кепарь сняла, тот, что я ей дал, и чуть ли не в рожу мне пихнула. А потом опять отвернулась. Я чуть не сдох, но ничего не сказал. Только подобрал кепарь и сунул в карман.

— Пошли, а? Я тебя до школы провожу, — говорю.

— Я не иду ни в какую школу.

Я даже не понял, чего ответить, когда она так сказала. Только стоял пару минут, как пришибленный.

— В школу надо, — говорю. — Ты же в постановке этой хочешь играть, правда? Бенедикта Арнолда?

— Нет.

— Хочешь-хочешь. Еще как хочешь. Ну пошли, давай, — говорю. — Во-первых, я никуда не еду, я же тебе сказал. Я иду домой. Пойду домой, как только в школу тебя отведу. Но сначала зайду на вокзал, заберу чемоданы, а потом прямиком…

— Я сказала, не пойду я ни в какую школу. Ты куда хочешь, туда и иди, а я в школу не пойду, — говорит. — И сам заткнись. — Это она мне впервые заткнуться сказала. Жуть как звучит. Господи, ну какая жуть же. Фиговей, чем ругаться. И не смотрела на меня по-прежнему, а только я руку ей на плечо положу или как — то, она вырывается.

— Слышь, а погулять не хочешь? — спрашиваю. — До зоосада, а? Если я тебе сегодня разрешу в школу не ходить, а пойти гулять, ты фигней этой маяться не будешь?

Она не ответила, поэтому я опять:

— Если я тебе дам прогулять сегодня, и мы пройдемся, ты кончишь фигней маяться? И завтра, как нормальная, в школу пойдешь?

— Может, пойду, а может, и нет, — говорит. А потом как рванет через дорогу, даже не посмотрела, машины там или как. Совсем чеканутая иногда.

Только я за ней не пошел. Я знал, что это она за мной двинет, и почапал на юг, к зоосаду, по той стороне улицы, что возле парка, а она пошла туда же по другой, нафиг, стороне. Даже не смотрела на меня вообще, но я прикидывал: наверно, косяка-то все — таки давит, куда я пойду и всяко-разно.

В общем, так мы всю дорогу до зоосада и шли. Я только задергался, когда двухэтажный автобус подъехал и мне ее на той стороне видно не стало, где, нахер, она вообще. Но когда до зоосада дошли, я ору ей:

— Фиби! Я в зоосад иду! Пошли, давай! — Она даже не глянула на меня, но сразу видать — услышала, и когда я стал спускаться по зоосадной лестнице, оглянулся, вижу: дорогу переходит, за мной следом и всяко-разно.