Собрание сочинений

Жижа сквернословийМои крики самозванныеНе пишу к ним предисловияЯ весь хорош даже бранный!(Из книги дурных слов).

Он не будет популярен, его не ухвалишь, он бурный грандиозарь, настолько великий для Чуковских³⁰, что они из всего Крученых увидели лишь кусок циклопического коричневого голенища. Скоро они и вовсе перестанут видеть Крученых, суть которого уже утонула в заумном. Вот последнее благожелательно – умное слово – завещание Величайши – вам:

И будет жужжать зафрахтованный аэропланУвозя мои свежие стихиныЗа башню Эйфеля, за беглый океан –Там ждут их омнибусов спины,И вновь испеченный – я конкурент мороженой свинины!Схватят жирные экипажи тонкими рукамиМои поюзги и повезут по всему свету кварталовПо Сити, по Гай-СтарамУдивленные люди остановят машины и трамыИ солнце повиснет как бабочка на раме!

Все читать заумь станутИзучая мою поэтскую сустень…Радуйтесь же пока я с вамиИ не смотрите грустными.(из книги Крученых «Будалый»).

А. Крученых

И. Терентьеву на локоны мозга

В кудри мозга моегоОна заплелась ногамиИ завила в излом егоПрижгя горячими щипцами!Муза подбрасывала углиКрючками кочерги ногСкрыть смогу ли? –Как лягухушку мое сердце прочмокнул Али!..

    я был влюбленно-строг…

Ответ Терентьева

Мильон я твою чушьвот как тебя люблю!монетой звонкой колочупластами золотно графлюсоздателю поюзг!

А вот еще лучше:

удалый будалафабула кабулаКарчи, слушай!..Пок! пок! пугамек,Тра-ла-ла…

Посвящается Карчи³¹

Кража со взломом – твой профильстрогий пилотский – ограбление касс  в каске твоя голова.

дрожаще влюбленный – вы безнадежно сдохли…вверх прошумел черный баркас  колыхаясь едва…природа сбоку на прискокууна приводе роде воде… дря!!.. –

Ответ Карчи «Вогарчи»

Чол чло-алжан-чолчул чуллывожулыфужулыу-учурры<…>рр муррчол чбой. . . . . . . . . .<…>ьнь чольнь чуленек

чурикйчек(Карчи Кручи «Гол гло-ал»)

Маршрут шаризны^*

Закон случайности в искусстве¹

Неожиданное слово для всякого поэта – важнейший секрет искусства. Размышляя о круглом маслянистом цветке, стихотворец не удовлетворяется произнесением имени цветка, – он говорит: «прекрасная», «черная» или «ожиревшая роза».

От прямой, кратчайшей линии рассудка поэзия всегда уклонялась к небрежной странности, увеличивая градус этого отклонения в последовательной вражде школ.

С незапамятных времен существует в искусстве прием сопоставления вещей, которые одновременно и похожи и непохожи друг на друга: теория контрастов.

В пределах этого приема умещаются все школы, включая и футуристическую.

Если изобразить чертежом ступень, в которой тот или иной поэт позволяет себе использовать силу контраста, – получится схема, напоминающая веер, верхнее ребро которого можно принять за линию рассудка (минуя средние ребра), на нижнем написать хотя бы из Бурлюка (пример крайнего контраста) –

Мне нравится беременный мужчина.²

Очевидно, с каждым веком подрастает некая сила, подобная ветру, которая все упорнее мешает поэтам стрелять прямо в цель и требует изощренной баллистики.

Заменяя «красоту» – «уродством», «смысл» – «нелепостью», «величие» – «ничтожеством», – футуристы дали борьбе старого искусства с… ветром… летаргии… последнее напряжение мышц. Здесь кончила мучительную жизнь теория контрастов.

Новый закон имеет случайное название «маршрут шаризны», взятое мною из не напечатанных еще стихов А. Крученых:

Экипаж восторжен от маршрута шаризны³

(т. е. в восторге от кругосветного плавания).

Вокруг земли, под прямым углом к направлению творческой затеи, дует ветер летаргии. Сила его равна тяжести среднего человека при быстроте один шаг в секунду.