Собрание сочинений

Вослед за тем последует другой.Хоть, кажется, все меры вплоть до лестиуж приняты, чтоб больше той рукойнельзя было писать на этом месте.Как в школьные года – стирал до дыр.Но ежедневно – слышишь голос строгий;уже на свете есть какой-то мир,который не боится тавтологий.Теперь и я прижал лицо к окну.О страхе том, что гнал меня из комнат,недостает величия припомнить:продернутая нить сквозь тишину.

Звонки, звонки. Один другому вслед.Под окнами толпа, огней смешенье...Все так же смутно там, как ощущенье,что жизнь короче на один запрет.1963

* * *

Шум ливня воскрешает по угламсалют мимозы, гаснущей в пыли.И вечер делит сутки пополам,как ножницы восьмерку на нули,и в талии сужает циферблат,с гитарой его сходство озарив.У задержавшей на гитаре взгляд

пучок волос напоминает гриф.Ее ладонь разглаживает шаль.Волос ее коснуться или плеч -и зазвучит окрепшая печаль;другого ничего мне не извлечь.Мы здесь одни. И, кроме наших глаз,прикованных друг к другу в полутьме,ничто уже не связывает насв зарешеченной наискось тюрьме.1963

Ex oriente

Да, точно так же, как Тит Ливий, он

сидел в своем шатре, но был незримоширокими песками окружени мял в сухих руках письмо из Рима.Палило солнце. Столько дней подрядон брел один безводными местами,что выдавал теперь померкший взгляд,что больше нет слюны в его гортани.Палило солнце. Ртутный столбик рос.И самый вход в его шатер угрюмыйпесок занес, занес, пока он думал,какая влага стала влагой слез.1963

* * *

Зажегся свет. Мелькнула тень в окне.Распахнутая дверь стены касалась.Плафон качнулся. Но темней вдвойнетому, кто был внизу, все показалось.Была почти полночная пора.Все лампы, фонари – сюда сбежались.Потом луна вошла в квадрат двора,и серебро и желтый свет смешались.Свет засверкал. Намек на сумрак стерт.Но хоть обрушь прожекторов лавину,а свет всегда наполовину мертв,как тот, кто освещен наполовину.1963(?)

Полевая эклога