Собрание сочинений и писем (1828-1876)

Простите, любезный Катков, что я по старой привычке сам рассуждаю с Вами таким догматическим тоном, как будто бы не протекло почти двадцать лет со времени нашего последнего свидания!

Рад я также, что в великом вопросе крестьянского освобождения Вы требуете совершенной и безотлагательной эманципации крестьян, требуете для них земли, предлагаете устройство посредствующих банков и против нелепого романтично-коммунистического и патриархально-гнилого общинного права поставили право чистой и безусловной собственности как краеугольный камень высшего блага и достоинства в мире: свободы 5.

Наконец, есть еще один вопрос, о котором мне хотелось бы много поговорить с Вами, но к несчастью рамки письма, особливо же спешного письма, тесны; ограничусь несколькими намеками. Зачем оставляете Вы монополию славянского вопроса своим противникам-славянофилам, которые портят и уродуют его [по сво]ему образу и подобию? В этом вопросе есть [без со] мнения много романтичного вздору, миража, [не заслужи] вающего серьезного взгляда, славян. ..............

кокетничанье с неопределенностями. ......

. . . . . . . . . гнил. ..... .серьезная сторона,

которой ......... игнорировать не должен; это

вопрос будущн[ости южной] и юго-восточной Европы, пробуждение к жизни миллионов соплеменников, к которому, мы, русские, если хотим соблюсти собственную пользу и исполнить священный долг самопроявления - признак жизни, - равнодушны быть не можем (всё, что живет, вмешивается, а потому система невмешательства всегда казалась мне верхом нелепости или притворства). А в пробуждение жизни в славянах мы вмешаться должны, потому что это-вопрос пограничный, который должен разрешиться в нашу славу и ли против нас, - к тому же вопрос серьезный, действительный, нисколько не выдуманный филологами, как уверяют иные, а поставленный в настоящее время самим движением истории.

В славянском движении [18] 48-го года было много романтически-детского, искусственно-возбужденного и направленного австрийскою политикою, но оказались вместе с тем два огромные и несомненные факта: во-первых сознание всех славян без исключения, что им пришла пора жить, сильная потребность организироваться между собою, для того чтобы создать общеславянскую силу, а во-вторых общее инстинктивное ожидание спасения от России.

Славянский вопрос это - положительное выражение видимо предстоящего великого отрицания Австрийской и Турецкой монархий. Нужно же приготовить мнение в России, тем более нужно, что в славянской среде легче всего разрешается трудный русско-польский вопрос, а этот вопрос для внешней жизни России то же, что вопрос о крестьянах и об эманципации всех классов- для внутренней. Польша-наша Ирландия, мы пара[ли]зированы ею во всех наших внешних начинаниях, и система ее притеснения становится необходимо системою нашего собственного рабства. Польша для нас хуже и опаснее Ирландии, во-первых, потому, что она обширнее, и большая половина ее не в наших руках, а во-вторых, потому, что в нас далеко нет над нею того нравственного, умственного и материального преобладания, каким пользуется Англия в отношении Ирландии. Ирландцы- наивно-мифический, Польша - исторический великий народ, индивидуальность которого мы не сотрем никогда, - в этом было время нам [убедиться] ............. .го,

сделается мессианическим народ[ом] нашего времени, к чему к несчастию он стал [высказы]вать некоторую склонность. Но носить та [кой] ядовитый камень в своем организме в высшей степени опасно. Помните слова Jean-Jacques Rousseau (Жан-Жак Руссо.) к князю Радзивилу 6: "Si vous ne pouvez empecher la Russie d'avaler la Pologne, faites de sorte que jamais elle ne parvienne a la digerer" (Если вы не можете помешать России проглотить Польшу, устройте так, чтобы ей никогда не удалось ее переварить".). Желудок наш до сих пор не сварил и никогда не сварит Польши.