Собрание сочинений. Избранные произведения в одном томе

После двадцати двух лет, полных ужаса и кошмаров, сохранив рассудок лишь благодаря отчаянной надежде на мифическую природу моих впечатлений, не хочу ручаться в истинности того, что я, вероятно, обнаружил в Западной Австралии в ночь с 17 на 18 июля 1935 года. У меня еще есть основания надеяться, что пережитое мной целиком или хотя бы частично является галлюцинацией, тем более что существует немало подобных примеров. Но иллюзия моя была настолько отвратительна и ужасна, что временами я не могу более находить оснований для надежды.

Если все случилось со мной взаправду, человеку придется покориться космосу и примириться с собственным скромным местом в кипящем круговороте времен, не впадая в панику при одном упоминании о грядущей судьбе. Нам, людям, придется встать против потаенного зла, которое пусть и не в силах уже погубить целую расу, но еще опасно для отдельных ее предприимчивых членов.

Вот по этой причине я прошу, всей силой моего существа умоляю прекратить любые попытки очистить от земли таинственные стены из допотопных каменных блоков, ради которых я и отправился в экспедицию.

Если предположить, что в ту ночь я был здоров и оставался в своем уме, мне пришлось пережить такое, с чем еще не приходилось сталкиваться людям. Увы, кое-какие обстоятельства, к ужасу моему, подтверждают истинность происшествия, которое мне легче было бы считать бредом или кошмарным сновидением. Впрочем, к счастью, у меня нет решительных доказательств, ибо в страхе своем я потерял тот самый предмет, который, будь он реален и окажись за пределами этой отвратительной бездны, мог послужить окончательным и неоспоримым свидетельством реальности происшествия.

Кошмарное место это я обнаружил сам, в одиночку, и пока еще никому не говорил о нем. Я не вправе запретить остальным проводить поиски, но случай и сыпучие пески скрывают от людей эти камни. А теперь время кое-что пояснить — не только чтобы сохранить свой умственный покой, но и чтобы все, кому случится прочесть эти строки, отнеслись к ним серьезно.

Страницы эти с самого начала покажутся знакомыми внимательному читателю, следящему за прессой, в том числе и научной. Я пишу их в каюте корабля, отвозящего меня домой. Эти записки я передам сыну, Уингейту Пизли, профессору Мискатоникского университета, — единственному члену моей семьи, не отвернувшемуся от меня после странной амнезии, посетившей меня много лет назад, человеку, знакомому со всеми секретами и обстоятельствами моего дела. Из всех смертных он едва ли не в последнюю очередь может отнестись с пренебрежением к моему рассказу о той роковой ночи.

Я решил ничего не говорить ему до отплытия — пусть он узнает все из моей рукописи. Имея возможность на досуге вновь обратиться к моим запискам, он сумеет составить обо всем более убедительное представление, чем то, что способен поведать мой смятенный язык.

С рукописью он вправе делать все что угодно — в том числе предоставлять ее с соответствующими комментариями любому, кому подобное чтение может послужить во благо. Но простому читателю начало моей истории, скорее всего, неизвестно, и рассказ о роковой ночи я предваряю достаточно кратким изложением предшествующих событий.

Мое имя — Натаниэль Уингейт Пизли, и те, кто помнит еще газетные побасенки прежнего поколения — или же письма и статьи в журналах по психологии шести-семилетней давности, — должны знать, кто я такой и что из себя представляю. В 1908–1913 годах газеты подняли достаточно шума о моей странной амнезии; чаще всего статейки писались в привычном стиле ужасных сказок, с детства знакомых жителям старинного городка в Массачусетсе, где я обитал тогда, как и теперь. Но я хочу, чтобы все знали: ни наследственность моя, ни прежняя жизнь не таили в себе безумия или зла. Для меня это весьма существенно: тень пала на меня извне.

Быть может, столетия мрачных дум придали ветхому, живущему одними слухами Аркхему особую чувствительность к такого рода мрачным историям. Впрочем, едва ли — памятуя те случаи, о которых мне пришлось узнать позднее. Главное то, что ни предки мои, ни их образ жизни не обнаруживали никаких отклонений от нормы, и все, что случилось со мной, обусловлено было иными причинами… явилось из… даже теперь мне трудно подобрать нужные слова.

Я — сын Джонатана и Ханны (Уингейт) Пизли, родители мои принадлежали к здоровой хаверхиллской породе. Вырос я и был воспитан в Хаверхилле в старом домовладении, что на Дощечной возле Золотой горки, и в Аркхем перебрался, лишь когда поступил работать в Мискатоникский университет преподавателем политической экономии.

Тринадцать лет жизнь моя катилась гладко и приносила одни только радости. В 1896 году я женился на Алисе Кизар из того же Хаверхилла, трое моих детей — Роберт, Уингейт и Ханна — родились друг за другом в 1898, 1900 и 1903 годах. В 1898 году я сделался ассистентом и в 1902 году — профессором. В то время оккультизм и аномалии психики меня не интересовали.