Собрание сочинений. Комната с заколоченными ставнями

Он сидел долго, чары рассеивались, а на смену им приходило ощущение легкой тревоги. Пейзажи, пробегавшие перед глазами, были лишь видениями, но в них тем не менее присутствовала какая-то неясная пока угроза, исходившая от чудовищных обитателей этих миров, следы присутствия которых встречались повсюду. В конце концов он не выдержал и, погасив лампу, чуть дрожащими руками зажег свечу, успокаиваясь при ее пусть неярком, но таком привычном и умиротворяющем мерцании.

Он долго раздумывал над тем, что увидел. Дед называл лампу своим «самым бесценным сокровищем», следовательно, он был знаком с ее свойствами. И важнейшим из этих свойств, судя по всему, была наследственная память и волшебный дар откровения, когда в ее свете можно было увидеть далекие страны и города, в которых бывали ее прежние владельцы. Филлипс мог поклясться, что видел пейзажи, знакомые еще самому Альхазреду. Но не мог же он и впрямь удовлетвориться подобным объяснением! Чем больше он размышлял об увиденном, тем больше запутывались его мысли. В конце концов он вернулся к отложенной им работе, погрузившись в нее с головой и позабыв все фантазии и страхи, настоятельно требовавшие осмысления.

На следующий вечер, в свете осеннего солнца, Филлипс покинул город. Доехав на трамвае до конечной остановки на краю жилого района, он продолжил путь пешком и вскоре остался наедине с природой. Место, куда он попал, было почти на милю дальше тех, где ему случалось гулять раньше. Он двигался по тропе на северо-запад от Плейнфилд-Пайк, огибая западное подножие Нентаконхонта, и взору его открывалась идиллическая панорама холмистых лугов, старинных каменных стен, вековых рощ и редких крыш отдаленных ферм. Находясь менее чем в трех милях от центра города, он имел возможность, подобно первым колонистам, наслаждаться видами старинной сельской Новой Англии.

Перед самым заходом солнца он взобрался на холм по крутой дороге, проходившей вдоль опушки старого леса, и с головокружительной высоты перед ним раскинулся ошеломляющий по красоте вид — мерцающие ленты рек, далекие леса, оранжевый край неба с огромным солнечным диском, медленно погружающимся в плотный слой перистых облаков. Войдя в лес, он увидел закат сквозь деревья и повернул на восток, чтобы прийти туда, где он особенно любил бывать, — на склон холма, обращенный к городу. Никогда прежде не осознавал он огромности Нентаконхонта. Этот холм был самым настоящим миниатюрным плато или даже плоскогорьем со своими долинами, гребнями и вершинами, менее всего походя на обыкновенный холм. С небольших лугов на возвышенных частях Нентаконхонта он любовался поистине чудесными видами города, протянувшегося вдоль линии горизонта, — сказочными шпилями и куполами, как бы плывущими в воздухе и окутанными таинственной дымкой. Верхние окна самых высоких башен отражали свет давно уже скрывшегося за горизонтом солнца, являя собой загадочное, странное и обворожительное зрелище. Затем он увидел, как в осеннем небе среди колоколен и шпилей плывет огромный круглый лунный диск, в то время как над переливающейся оранжевыми красками линией заката сверкают Венера и Юпитер. Тропа на плато шла зигзагами — иногда он оказывался в его средней части, а иногда выходил на заросший лесом склон, откуда к равнине спускались темные ущелья, а огромные гладкие валуны на верхушках скалистых утесов создавали на фоне сумерек образ чего-то призрачного и колдовского.

Наконец он добрался до хорошо знакомого места, где поросший травой край старого заброшенного акведука создавал иллюзию древнеримской дороги. Он снова стоял на обращенном к востоку гребне, который помнил с самого раннего детства. Перед ним в сгущающихся сумерках, словно огромное созвездие, лежал сверкающий огнями город. Лунный свет проливался потоками белого золота, и на фоне блекнущего заката все усиливалось мерцание Венеры и Юпитера. Путь домой лежал по крутому склону к трамвайным путям, а далее вагон доставил его в привычный, прозаический мир городской суеты.

Но все эти безмятежно проведенные часы не заставили Филлипса позабыть о том, что произошло в его комнате накануне вечером, и он не мог отрицать того, что по мере наступления темноты его нетерпение заметно возрастало. Смутная тревога уравновешивалась ожиданием удивительных ночных приключений, подобных которым он никогда еще не переживал.

Быстро покончив со своим скромным ужином, он сразу прошел в кабинет, где его молча приветствовали знакомые ряды книг, поднимавшиеся от пола до самого потолка. На этот раз он даже не взглянул на ожидавшую его работу, а сразу зажег лампу Альхазреда. Затем уселся и стал ждать.

Мягкий свет лампы отбрасывал на заставленные книгами стены желтоватые блики. Свет не мерцал, пламя было постоянным, и, как и прежде, Филлипс сразу ощутил приятную, убаюкивающую теплоту. Постепенно полки и книги на них стали покрываться дымкой, таять и в конце концов сменились картинами из других миров и времен.