Собрание сочинений по психопатологии. В двух томах. Том 1

В поведении мужчины нет никаких странностей. Он любезен, говорит отчетливо, понятно. Манера выражать свои мысли свидетельствует об интеллекте и образованности. Он очень чувствителен, и когда ему задают вопросы о содержании его галлюцинаций, отвечает очень сдержанно. Он стесняется быть объектом наблюдения.

Этот случай показывает нам, как трудно, даже умному и образованному человеку, находящемуся в ясном сознании и способному к размышлениям, рассматривать подобные феномены как чисто ложные восприятия. Личность врача, насколько можно судить, полностью интактна. Последние годы он был ассистентом в лечебном учреждении. Его мышление не отличается от мышления здорового человека. Он ведет себя — не в начальной стадии острого психоза, но в последние годы — нередко как наблюдатель и естествоиспытатель по отношению к феноменам. Он знает, что у него был психоз, он перечисляет основания, которые с преимущественной вероятностью говорят за то, что он переживал не реальности, а ложные восприятия (голоса стали реже и тише, стало возможным отвлечение, наступление их только после острого психоза, необходимость прислушиваться), но он не может упускать из виду контраргументы: достоверность голосов, их появление независимо от его воли, содержание, независимое от его мыслей, голоса полны смысла, полезны для него.

В тоне и содержании голосов и в их власти над ним он чувствует личность, которая сильнее, чем он, которая — не он сам, которая преследует свои цели, «работая» с ним. По меньшей мере, содержание голосов имеет для него некую связь. Все это врач ясно представляет себе. Временами, когда он слышит голоса редко, он полагает, что речь идет о галлюцинациях. Если голоса появляются достоверно снова, он бывает убежден в обратном. Его колебания не прекращаются. Он, наконец, приходит к результату: «Я знаю, что не успокоюсь ни при каком объяснении. Эти явления необъяснимы».

Оказывается, что для нашего понимания последнее «необъяснимое» является не идеей врача, а его ложными восприятиями. Мы понимаем, что это отношение нормального мышления. Если мы ищем элементарные симптомы патологии, то они говорят о ложных восприятиях,

а не о бредовых идеях, изменениях личности или сознания.

Вид ложных восприятий определяется достоверностью, смыслом и ощутимой за ними личностью, по сравнению с достоверными, но «безразличными», бессмысленными и лишенными понятной связи голосами в псевдогаллюцинациях¹.

Интеллигентные больные сообщают, что определенные феномены не могут быть просто патологическими, за ними стоит «метод». Или что содержание для нее является совершенно «чужим»

и поэтому не могло возникнуть в ее голове.

Последнее противопоставление не является принципиальным, это различие, связанное переходами. Если связь содержания голосов незначительна, бессмысленность перевешивает, мы понимаем, как, наверное, больной, который в остальном имеет те же феномены, приходит к постоянной правильной точке зрения. Сюда, мне кажется, относится стоящий несколько отдельно случай, описанный Пробстом¹.