Медленно развивавшийся параноидальный процесс с изменением личности. Считала, что полиция оклеветала и преследует ее, чувствует себя несвободной, чувствует за собой наблюдение и т. д., как будто она совершила тяжкие преступления, из-за которых должна будет предстать перед судом. Из всех многочисленных симптомов нас здесь интересуют только следующие: если она раньше ввдела очень мало снов, то теперь ей снятся кошмары. Она ввдит отца, точнее, его труп, который вскрывает ее брат, врач. Также и при бодрствовании непонятным образом ей являются такие же отвратительные картины. Она знает сама, что этого нет, но картины «сами» «навязываются» ей: она видит церковное кладбище с наполовину открытыми могилами, видит блуждающие фигуры без голов, и тому подобное. Эти картины очень мучительны для нее. «У меня никогда раньше не было ничего подобного». Только энергично переключая внимание на окружающие предметы, она может заставить картины исчезнуть.
Часто она просыпается от чего-то неприятного.
Она не может это описать четко. Ей ужасно не по себе. Когда из-за таких пробуждений и сновидений ей задали вопрос об аппаратах (о каких аппаратах идет речь, в тексте не указано, поэтому непонятно что имеется в виду.— Прим, пер.), она, глубоко задетая, пристально смотрела на меня. Мне редко приходилось видеть такое испуганное лицо. После продолжительной паузы она отвечает коротко и уверенно: «Нет, в подобное я не верю». Позже, во время разговора она снова возвращается к этой теме. «Ведь это не аппараты? — спрашивает она с пронзительным, одновременно вопрошающим и недоверчивым взглядом.— Это ведь невозможно!» Кажется, что она на данный момент действительно не верит в существование аппаратов. В Другое время она высказывается: «В такое верят лиш£ сумасшедшие, а я не сумасшедшая». Казалось, что ее разум видел эти обе ужасные возможности одновременно: быть подвергнутой воздействию незнакомых аппаратов — эта мысль, очевидно, напрашивалась и внушала опасения, и понимание того, что если она верит в это, то должна быть сумасшедшей.