Как следует из описаний, он все время имел самые противоречивые представления.
Он сознает это не только сейчас, но сознавал это уже тогда. Он часто был в сомнении. Его настроение многократно было подавленным, плаксивым из-за того, что он сам в неземном мире не может покончить с сомнениями. Он часто спрашивал себя: это мои друзья или нет? «Двадцать представлений было у меня об одном и том же процессе, о том, как можно было интерпретировать его». Сомнение имело место от случая к случаю, но в дальнейшем очень возросло. Только одно он знал всегда точно: Мона Лиза его не покинет. Когда враг спросил, читал ли он Данте, у него возникло представление: Мона Лиза — моя Беатриче?В понедельник вечером пришел врач. Его привели из палаты в другую комнату. Из кровати, в которую он лег, ушел человек с перевязанной головой. Кроме него в комнате было еще трое. Когда он лежал там, то подумал: хотя я спас ад, богов и все, я забыл чистилище.
Это еще будет. Трое, конечно, хотели ему помочь. Он спросил их, не разбудят ли они его, когда битва подступит к нему. При этом он подумал, что другие сразу же поняли его. Они ответили: «Да, да, мы разбудим тебя». Одновременно зачирикали птицы. Он понял значение этого: они тоже хотят его разбудить. Теперь он был спокоен и немного поспал. В начале ночи он проснулся и теперь начались, как раньше, похожие процессы. Он командует: «Открыть»,— услышал удары топора: наступало все чистилище. Это длилось долго. Наконец он призвал абстрактные понятия и скомандовал: «Все, что существует, должно прийти»; «Ничто»; «Противоположность всему»; «Противоположность к противоположности» и так далее ad infinitum. Наконец все было спасено, а он был спокоен. Он целую ночь шутил с тремя другими, предрекая, завтра будет тонкое вино, бургундское, бордо... Они смеялись. При этом у него все время были его сверхъестественные идеи: грабеж и убийство так же справедливы, как любовь: больше нет различий в оценке', это и тому подобное было связано, по его мнению, с его философией: скепсис.