Собрание сочинений по психопатологии. В двух томах. Том 2

Душевные изменения, виды нового жизненного настроя, новых жизненных чувств, которые появляются в результате шизофренического болезненного процесса, трудно понять и трудно описать. Еще не удалось описать их так, чтобы можно было сказать:

225

8 К. Ясперс. T. 2

эти жизненные настроения появились только как следствие этих процессов. Кроме того, мы можем изучать их с надеждой на успех только у более отличающихся, более одаренных людей. Если мы сможем понять их у них, то тогда мы сможем легче найти их и в менее дифференцированных формах обычных случаев. Но одаренные больные с шизофреническим процессом очень редко — во многих случаях из-за отсутствия возможности — становились предметом научного исследования.

Сначала, очевидно, следует попытаться получить фактический материал объективных признаков, содержание мыслей, специфику оценок, образ жизни и т. д. и, исходя из них и опираясь на собственное описание больным его прошлых душевных состояний и оценок, которые он им дает, попытаться проникнуть в субъективный источник этих лишь внешних признаков. Такие психологические

попытки научат нас скорее более четко отграничивать суть этих комплексов симптомов, чем это возможно при лишь оценочном суждении об объективных симптомах, как неполноценное осуществление функций, странность, сбивчивость, бессвязность, манерничание, аутизм (болезненная замкнутость в себе) и т. д. Наш больной в данном направлении не дает нам ничего окончательно ясного, но как конкретный материал он представляется нам все же не совсем бесполезным вкладом.

У него наблюдались три фазы усиленного занятия философией,

за шесть, за четыре года до психоза и в течение последних двух с половиной лет. Мы имеем основание предположить, что каждый раз в процессе был сдвиг (внезапно появившееся необычное поведение и в других отношениях). О первой фазе мы не узнали ничего более подробного, во второй фазе он занимался проблемой взаимоотношений души и тела. Имена философов и порядок изучения свидетельствуют о том, что это не было для него холодным научным вопросом, а было скорее выражением склонности к метафизике. В то время, как для человека, занимающегося чистой наукой и опирающегося на эмпирику, этот вопрос довольно безразличен, потому что на него нельзя ответить и потому что для своих эмпирических целей он в качестве вспомогательного средства может воспользоваться то одним, то другим представлением, то для метафизика эта же самая проблема является событием. В постановке этой проблемы для него заключается нечто от сути мироздания. То, каким образом наш больной взялся за эту проблему и как он с этим справился, заслуживает внимания. Итог его исследования, что обе теории

равно имеют право на существование, теоретически безупречен, что является признаком честного критического подхода. Но одновременно это и признак того, что он не способен удовлетворять своей метафизической склонности

. Метафизика нуждается не только в переживании содержания проблемы как доминирующего, но и в способности занять позицию, в способности к творчеству, для которого критическое мышление является лишь средством, но не меркой. В этом отношении больной оказался несостоятельным, и он потерпел первое фиаско своих метафизических устремлений.

Когда больной два с половиной года назад снова начал заниматься философией, он пережил почти такое же еще раз. Явно гонимый стремлением к «системе», потребностью в метафизическом, стремлением к мировоззрению, к созданию картины мира, к постижению всего мироздания в целом, к «философской ясности», больной, тем не менее, все больше и больше отходит от мировоззренческих философов и интересуется философами чисто логического направления, чисто научными философами, которые соответствуют его критическому интеллекту, но не отвечают его потребности в системе. Так, кульминационным пунктом для него становится Гуссерль. Когда же у него не оказывается способностей создать «систему», и он еще считает, что находит противоречия и ошибки у Гуссерля, очень реальным стало развитие полного отчаяния, скептицизма.