Собрание сочинений. Т.1. Фарт. Товарищ Анна

— А меня никто не любит, — как будто ни к кому не обращаясь, тихонько сказала Маринка.

Анна опять промолчала.

— И кушать мне не дают, — пропела девочка уже громче, отодвигаясь на подушке и засматривая в лицо матери: — Мы вчера не ужинали, наверно.

— Вы уже кушать захотели? — смеясь, спросила Анна.

— Я не помню, когда мы ужинали…

— Понятно. Ты правда похудела и что-то горячая… Почему ты такая горячая? Наверно, опять босиком бегала? Что сказал доктор?

— Он сказал, чтобы я показала ему язык. Я показала. Раз он сам попросил, это можно.

— Ах ты, дипломат! — усмехнулась Анна укоризненно и сразу вспомнила разговор с Ветлугиным в клубе и то, что Маринка перестала мучить ее разговорами об отце.

Она как будто поняла, что произошел разлад, и даже стесняется шалить, когда они изредка собираются дома вместе. Подумав об этом, Анна впервые почувствовала тягостное недоумение от того, что Андрей медлил с уходом. В самом деле, отчего он медлит, когда вопрос уже решен?

В конторе директора ожидала обычная деловая горячка: разговоры по телефону, срочные бумаги, посетители, — все сразу обрушилось на нее и овладело ею, и она расцвела, разговаривая, распоряжаясь, всех подгоняя. Это она задавала общий тон работе, зная силу и слабость каждого отдельного участка, и сегодня этот тон поднялся на небывалую высоту.

«Да, я удержалась, — сказала она себе, когда выдалась свободная минутка. — Вот моя рука на телефоне, какая хорошая, сильная рука! Вот радиограммы об отпуске дополнительных средств, о представлении смет и проектов на Долгую гору. Как много денег получим мы теперь — и как быстро! Прежде всего нужно распорядиться об отправке полутора тысяч рабочих на Звездный. Умница я, если мне дано решить и этот вопрос, и участь этих людей! За ними потянутся семьи. Целый городок опять строить надо. Счастливая ты, Анна Лаврентьева! И дети у тебя будут такие же. Милые мои ребятишки! — И она рассмеялась. — Вот как нахваливает себя солидный директор!»

Она подняла смеющиеся глаза на вновь вошедших людей, и даже то, что среди них был Андрей Подосенов, не омрачило ее настроения: теперь и он должен чувствовать себя счастливым! Эти люди внесли в кабинет еще большее оживление, особенно когда новый управляющий нового Звездного прииска сразу поставил вопрос об организации яслей.

— Позвольте, — весело запротестовала Анна. — В первую очередь надо отправить рабочих, а семьи потом. Мы не можем обеспечить все сразу!

— И тем не менее придется… Горняк пошел особенный, товарищ директор. Раньше в первую очередь отправляли на новые прииски спирт, а теперь… — Уваров замялся и, смеясь, закончил. — А теперь и спирт, и детские соски.

— Много женщин?

— Все механизмы будут обслуживаться женщинами.

— Чудесно! — Анна легко вздохнула. — Начнем на новом месте, с благословения Уварова, сразу по-настоящему, с яслями и ребятишками. — Она повернулась к Андрею и, спокойно взглянув в его растерянно вспыхнувшие глаза, сказала с улыбкой: — Вы с Чулковым теперь герои дня. Придется с вас по литровке магарыча. Вот сообщение из главка о денежных премиях, а это об отпуске средств на дополнительную разведку и на подготовительные работы. В конце ноября мы уже начнем разработку россыпи на Звездном, а с нового года примемся за Долгую гору. Развернем рудничное строительство, тогда с нас магарыч! — И, довольная тем, что совладала со своими чувствами, Анна повела взглядом по планам и картам, разложенным перед нею.

31

«Да, мои разведчики сейчас герои дня, — думал Андрей, выходя вслед за Уваровым из кабинета Анны. — Но она-то как держится!.. Ведь не может того быть, чтобы совсем успокоилась. А вот улыбается, шутит».

— Теперь мы выберемся из тупика, — весело заговорил Уваров, оборачиваясь на улице к Андрею. — И впредь доводить разведки до такой крайности не позволим.

— Посмотрим, товарищ секретарь парткома.

— Можете не сомневаться, товарищ разведчик!

Научены горьким опытом. В тресте этот горький опыт тоже будет учтен. — Уваров покосился на Андрея, подравниваясь к нему на ходу, и спросил с доброй насмешкой: — Ты что невеселый такой? Ведь ты теперь еще и герой романа!..

— Нашел чем шутить!

Секретарь парткома нахмурился:

— Это ты шутишь-то, а не я.

— Я не шучу, — заволновался Андрей. — К женщинам я всегда, с самой юности, относился серьезно. Бить меня сейчас еще — просто жестоко.

— Мы не бьем, — сказал Илья, настораживаясь. — Хотя за Анну Лаврентьеву следовало бы.

— Поставьте вопрос на бюро! — огрызнулся Подосенов.

— Следовало бы, — сказал Уваров сдержанно, но заметно изменился в лице. — Семья — дело общественное. Разумеется, любить мы не запрещаем. Не можем ведь мы вынести постановление: люби жену свою. А без любви ты ей не нужен: не такой она человек.

— Да, она не такая! — с невольной гордостью вырвалось у Андрея.

Илья зорко посмотрел на него.

— Небось плохим ее не вспомнишь! Эх ты, дурной! А еще говоришь: «На бюро»! Сам ты себя на всю жизнь наказал.

Андрей промолчал, но углы его губ жалобно опустились.

«Ишь ты, какой тонкокорый стал: где ни затронь — болит. Понятно: Анна-то теперь ох как высоко над тобой!»