Собрание сочинений. Т.5. Буря. Рассказы

Лангстинь изложил ему свой — план. Сержант пускал в ход все свое красноречие. Казалось, этот большой, неуклюжий на вид парень борется за свою собственную жизнь. Он говорил, что не переживет отказа. Он умолял, и уговаривал, и старался убедить. В настойчивости Лангсгиня было что-то непреодолимое, и Свикису стало его жаль — он не мог отказом огорчить своего разведчика.

— Ну хорошо, идите, — сказал он. — Но помните, вы должны вернуться самое позднее завтра к полудню. Понапрасну не рискуйте.

— Благодарю, товарищ капитан! — Лангстинь хотел лихо щелкнуть каблуками, но получился только странный скрип: подошвы сапог застряли в щелях жердяного пола землянки. Разрешите идти?

— Идите.

Широкая улыбка сияла на лице Лангстиня, когда он вышел из землянки. Красный и все еще сгорбившийся, он быстро шагал в свое подразделение.

— Куда так спешишь? — обратился к нему один из товарищей. — Наверное, табак получил?

Лангстинь махнул рукой и ничего не ответил.

…Лангстинь бесшумно пробирался через болото. Здесь не было ни дороги, ни пешеходной тропы. На зыбкой земляной корке кое-где росли мелкие кустики, да на кочках стелилась клюква. Иногда Лангстинь проваливался в трясину по колено, а то и по пояс. Он старался ступать так, чтобы не было слышно ни всплеска воды, ни чавканья болотной жижи. Время от времени он останавливался, припадал за кустарником на колени и на несколько минут замирал. Не заметив ничего подозрительного, он продолжал двигаться дальше.

Не переставая, моросил дождик. Луна и звезды скрывались за плотной пеленой облаков, ночь была темной — хоть глаз выколи. Направо, над равниной, расстилавшейся между передними краями — нашим и немецким, — все время взлетали ракеты. Едва потухала одна, как в воздух взлетала другая, озаряя все вокруг своим бледным таинственным светом. Под этим светом все окружающее — кустарники и даже окопы — казалось мертвым и безжизненным.

Как обычно, по ночам гитлеровцы нервничали. Постреливали из пулеметов, а иногда даже выпускали несколько мин. Заметив на нашей стороне малейшее движение, они открывали бешеный огонь и усиливали освещение местности. В воздухе гудели самолеты, и световые щупальцы прожекторов скользили по облакам.

«Боятся, мерзавцы, — подумал Лангстинь. — Не любят темноты. Ничего, погодите немного, мы снова зададим вам перцу!»

Так, шаг за шагом, он пробирался дальше, пока часа через два не достиг западной оконечности болота. Разведчики еще раньше выяснили, что здесь нет ни одной огневой точки гитлеровцев. Очевидно, немцы рассчитывали, что болото непроходимо.

Лангстинь уже ранее тщательно изучил западный берег. Как-то раз он целый день наблюдал за ним, лежа в болоте. Он знал: левее, на склоне холма, расположен единственный «секрет» противника, поэтому надо держаться правее и выйти на берег шагов на двести севернее опасного места.

Выбравшись из болота, Лангстинь немного отдышался, оглянулся вокруг, прислушался и, убедившись, что остался незамеченным, продолжал свой опасный путь. Первая линия обороны немцев теперь была позади — справа и слева от болота. Проникнув еще на полкилометра вглубь расположения немцев; он повернул на север. На этом месте росла старая ива. Вершина дерева была сломана ударом молнии или срезана осколком снаряда, — эту примету разведчик хорошо запомнил.

Углубляясь во вражеский тыл, Лангстинь хорошо знал, что рискует жизнью, поэтому нервы его были напряжены до предела. Но всеми действиями его в этот час управляло жгучее желание: во что бы то ни стало добыть «языка». И не какого-нибудь, а способного дать ценные сведения. Без этого возвращаться нельзя, тогда уж лучше сгнить в болоте. Лангстинь подумал, что от результата поиска зависит — жить ему или умереть. И хотя так никто вопроса не ставил, он сам себя убедил, что так оно должно быть.

Да, задание нужно выполнить и самому остаться живым.

Лангстинь был опытным разведчиком, при ходьбе он старался ноги не отрывать от земли, а рот держать полуоткрытым — так дышалось легче; скользящие по траве шаги были почти бесшумными. Когда в сапогах стала хлюпать вода, он разулся, вылил воду и выжал мокрые портянки.

Только к полуночи Ансис Лангстинь достиг крутого обрыва, поросшего кустарником, где немцы, подобно стрижам, выдолбили несколько гнезд-землянок. К одной из них тянулись провода — там, очевидно, помещался штаб. Время от времени к землянке подходили люди, навстречу им раздавался окрик часового. Проверив пароль, часовой пропускал их дальше.

Бесшумно, как тень, Лангстинь полз по кустарнику, подбираясь все ближе к часовому. На этот раз он был бесконечно терпеливым. Неожиданно ему в щеку вонзился острый сучок, но, несмотря на сильную боль, разведчик не шевельнулся. Только дождавшись, когда из землянки вышел какой-то немец, он воспользовался шорохом его шагов, чтобы выдернуть сучок из ранки.