Собрание сочинений.Том 1

НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ

Совковая фантастмагория

Светлое путешествие в мрачном гадюшнике советской биологии

Ирине Н., Ольге и Андрею – на память

о комарах, свежей треске и землянике

Рижского взморья

– Вот послушай. Я уж знаю – скучно не будет. А заскучаешь, значит, полный ты мудила и ни хуя не петришь в биологии молекулярной, а заодно и в истории моей жизни. Вот я перед тобой – мужик-красюк, прибарахлен, усами сладко пошевеливаю, «Москвич» у меня хоть и старый, но ни хуя себе – бегает, квартира, заметь, не кооперативная и жена скоро кандидат наук. Жена, надо сказать, загадка. Высшей неразгаданности и тайны глубин. Этот самый сфинкс, который у арабов, – я короткометражку видел, – говно по сравнению с нею. В нем и раскалывать-то нечего, если разобраться. Ну, о жене речь впереди. Ты помногу не наливай, половинь. Так забирает интеллигентней, и фары не разбегаются. И закусывай, а то окосеешь и не поймешь ни хуя.

Короче говоря, после войны освободился я девятнадцати лет, тетка моя меня в Москве прописала – ее начальник паспортного стола ебал прямо на полу в кабинете, – и месяц нигде не работал, не хотел. Куропчил потихоньку на садке, причем без партнеров, и даже пропаль спульнуть некому. Искусство! Видишь пальцы? Ебаться надо Ойстраху: мои длиннее. И, между прочим, потому что я завязал, чуял я этими пальцами, что за купюры в лопатниках или просто в карманах. Одними пальчиками брал и ни разу не ошибся. А сколько таких парушек, которые за рупь горят или за справку из домоуправления, которые они, фраера, тянут как банкнот в мильон долларов, сколько сил тратят, на цыпочках балансируют, вытягивают, а их за жопу и в конверт. У нас не считается, сколько спиздил, главное – не воровать. Ну ладно, куропчу я себе помаленьку. Маршрут «Б» освоил и трамвай «аннушку». Карточки, заметь, не брал. А если попадались, я их по почте отсылал или в стол находок перепуливал. Был при деньге, жениться собрался. Вдруг тетка говорит:

– Сосед тебя в институт к себе берет. Лаборантом будешь. И завязывай, все одно погоришь. Скоро срока увеличат. Мой сказывал, а у него брат на Лубянке шпионов ловит. Все знает прямо от Берии.

И правда, указ вышел: от пяти до четвертака. Я перебздел. И везло мне что-то очень долго. И специальность получить хотелось. Но работать я не любил. Не могу и все. Хоть убей. Пришлось идти в институт к соседу, все ж-таки, потому что примета такая: если перебздел – скоро погоришь. С соседом этим по утрам здоровались, он в сортире подолгу сидел, газетой шуршал и смеялся. Воду спустит и хохочет. Ученые, они все авоськой стебанутые. По-моему, он тетку тоже ебал, и в общем, устроился я в его лабораторию. Фамилия его была Кизма. Нацию не поймешь, но не еврей и не русский. Красивый, но какой-то усталый, лет под тридцать.

– Будешь, – говорит, – реактивы носить, опыты помогать ставить, захочешь – учиться пойдешь.

– Нам, – говорю, – татарам, одна хуйня. Что ебать подтаскивать, что ебаных оттаскивать…

– Больше чтобы мата не слышал.

– Ладно.

Неделю работаю, таскаю хуйни всякие, склянки мою, язык какой-то солью обжег и дристал четыре дня подряд. Думал, соль – поваренная, а она, падла, химическая была. Бюллетень не брал, однако. А то в жопу миномет вставлять будут, как в лагере. Ну уж чернил пузырек я уделал, чтоб на этап северный не идти… В общем, работаю. Оборудую новую лабораторию. Микроскопов до хуя и приборов, моторов и так далее. Вдруг надоело. Я даже нашалил. У начальника кадров лопатник на «скулы» увел, ради искусства своей профессии. И, еби твою мать, что тут началось! Часа через полтора взвод в штатском приехал, из института никого не выпускают. Генеральный шмон, и разве что в жопу не заглядывают. А все из-за чего? Я с лопатником пошел срать, раскрыл его – денег нет. Одни ксивы, то есть доноса. И на моего Кизму тоже. Дескать, науку хуй знает куда отодвигает, на собрании не поет, не хлопает и включает легкую музыку советских композиторов. Опыты его направлены против человека, который звучит гордо, и поэтому косвенно расшатывают экономику. Понял? Четвертаком завоняло. Пятьдесят восьмой. Но я их не люблю. Чужими жопами жопу подтер. По ним получалось, что весь институт – сплошной заговор осиного гнезда, а значит и ты в том числе? А кизмов донос я из сортира вынес. Лопатник расписал на части и в унитаз бросил. Дверь кто-то дергает, орет и бушует. Я вышел, объяснил, что химией обхавался и что дверь – не зуб, не хуя ее дергать.

– Смотрите, – говорю Кизме, – ксивота на вас.

Он прочитал, побледнел, поблагодарил меня, все понял и хуяк бумажку в мощнейшую кислоту. Она у нас на глазах растворилась к ебене бабушке.

Тут меня вызывают, вернее, дергают. Я, разумеется, не в сознанке.

– Не такие, – говорю, – портные шили мне дела и то они по швам расползались на первой примерке.

– Показания есть, что сзади в очереди терся. Может, старое вспомнил?

– Ебал я эти показания. Много хоть там денег было?

– Денег совсем не было.

– На такое говно никогда бы не позарился.

Штатские смеялись. Отдохнули, видать, с моим простым языком и отпустили.