Собрание сочинений. Том 1. Золотой клюв. На горе Маковце. Повесть о пропавшей улице

Толстяк, выслушав этот рассказ, расхохотался и пригласил Федора в кабачок распить кружечку. Так Федор попал к вербовщику наемников Карлу Тиберу. Толстяк набирал дворцовые войска для французского короля Генрикуса Четвертого. Этот король, по рассказам Тибера, пока добился власти, много раз глядел смерти в глаза, был смел, как орел, умен, как змея, хитер, как лисица. Он мало кому верил и меньше всего тем, кто окружал его. Карл Тибер, этот «король наемников», старый офицер из города Любки, сам был за большие деньги куплен Генрикусом и рыскал за наемниками по всем странам. Больше всего он заботился, чтобы наемники были разноязычны, чтобы непримиримыми чужаками смотрели друг на друга и не могли между собой сговориться.

Утром Федор проснулся в казарме. В тот же день наемников погрузили на корабль. Ночью на море разыгралась буря. Люди валялись в трюме, как скот, и на всех языках мира проклинали свою жизнь. Проклял и Федор свою судьбу, которая бросила его в это чужое страшное море.

Четыре года прожил он в Парисе-городе, в пропахших солдатским потом и табаком казармах, на берегу серой, грязной Сены. Солдатня с утра до ночи галдела, горланила песни, играла в кости, дралась. Первые месяцы Федор боялся всех и терпел оскорбления, которые выпадали на его долю, а потом озлобился, научился ругательным словам на многих языках и стал сам отвечать, а приходилось — так и кулаки в ход пускал не хуже других. Кормили в казармах короля Генрикуса вдоволь, платили щедро, зато и служба была тяжелая. Служба все на ногах — стоять на часах, охранять жизнь и спокойствие Генрикуса Четвертого. Федору случалось видеть его: невысокий, худенький человечек, седые волосы весело топорщатся над просторным лбом, умные глаза с искорками лукавства и подозрительности, длинный, всегда словно принюхивающийся, смешливый, тонкий нос, подвижной рот, седая бородка. Однажды сухой, сморщенной ручкой он похлопал Федора по железному панцырю, сказал что-то воркующей скороговоркой и пошел дальше по длинному коридору Луврского дворца, позвякивая золотыми шпорами.

Летом стоять на часах было особенно тошно: панцырь, наколенники, нарукавники, высокий шлем, похожий на корзину с отогнутыми краями, — все накалялось от солнца, по телу ручьями струился пот, а в ноздри летела проклятая пыль, которую поднимали широкие пышные юбки придворных бездельниц. Часового так и позывало чихнуть от всей души, но это было строго-настрого запрещено, за такую оплошность бросали в солдатскую тюрьму. Федору случилось однажды побывать в ней, и он больше не хотел попадать туда. Тараща глаза, ляская зубами, как запаленная лошадь, он перебарывал жестокое желание чихнуть, охнуть на весь коридор, топнуть, стряхнуть с себя сонную одурь. Наконец она проходила, и часовой, купленный человек, стоял опять в каменном спокойствии, выгнув грудь, высоко вскинув голову, — он должен был изображать гордость, что судьба поставила его сторожить, оберегать непонятную и загадочную жизнь короля Генри-куса Четвертого.

Говорить по-русски было не с кем, так Федор разговаривал со своим конем. Федор сам чистил и кормил коня и говорил с ним, пел ему песни, протяжные, раздумчивые, свадебные с притопом, что поют в подмосковных посадах. Тонконогого арабского скакуна звали Алигей, а Федор назвал его Воронком. Конь смотрел на него умным, чуть косящим взглядом, терся шелковистой мордой о плечо и, казалось, все понимал. Однажды беседу Федора с Воронком подслушал белобрысый швейцарец и за ужином, глумясь, рассказал всем, как «русский медведь» учил своему «варварскому языку» арабского коня. Солдаты подняли Федора на смех. Федор поднял тяжелую оловянную кружку — и швейцарец покатился на пол, обливаясь кровью. В свалке потухли свечи. Федор пробрался в конюшню, вывел своего арабского скакуна, вонзил шпоры в его бока и поскакал в ночь, все дальше и дальше, куда глаза глядят.

Утром в маленьком городке Федор купил себе платье горожанина, расстался со своим арабом и приобрел простого, выносливого коня. Но если королю Генрикусу было мало дела до Федора Шилова, то «королю наемников» Карлу Тиберу бегство солдата было совсем не с руки. Двух лет не прошло, как Тибер нагнал Федора на германской границе. Как беглец-обманщик, не выполнивший своих солдатских обязательств, Федор был закован в цепи и отправлен на галеры.

Два года он просидел на веслах, прикованный к скамье, палимый солнцем и южным ветром, обливаемый колючими брызгами моря. Он убежал вместе с молодым болгарином, который почти все понимал по-русски. Несколько месяцев готовились оба к побегу. День за днем, пользуясь каждым мгновеньем, когда надсмотрщик не глядел в их сторону, они пилили железо. И ночью оба урывали час от сна, чтобы все с тем же терпением и упорством перепиливать ненавистные оковы. В городе Кале Федор и болгарин убежали с галеры черной дождливой ночью, в чертов ветер, когда вихрь задувал огни и такая же чертова буря ревела на море.