Собрание сочинений [Том 2]

Затем разговор перешел на тему о старике, и слова Хорхе полностью противоречили всему, что говорили о нем другие. Хотя его описывали как отшельника и шамана в отставке, Хорхе Кампос изобразил старика самым выдающимся целителем и колдуном в этом районе - человеком, слава которого превратила его в совершенно недосягаемую личность. Хорхе сделал театральную паузу, а потом нанес свои последний удар: он сказал, что непринужденный разговор со стариком - тот вид беседы, к какому стремятся все антропологи, - обойдется мне по меньшей мере в две тысячи долларов.

Я собирался было возмутиться таким резким скачком цены, но Хорхе опередил меня:

- За двести долларов я мог бы просто провести тебя к нему, - сказал он. - Но из них у меня осталось бы не больше тридцати долларов - все остальное ушло бы на взятки. Однако продолжительный разговор с ним стоит намного дороже. Подумай сам: у него куча телохранителей, людей, что его оберегают. Мне нужно уговорить их и дать что-то каждому.

- В конце концов, - закончил он, - я могу представить тебе полный отчет с квитанциями и всем прочим, что нужно для твоей налоговой декларации. Тогда ты поймешь, что мои комиссионные за организацию всего дела совершенно незначительны.

Я испытал прилив восхищения этим человеком. Он предусмотрел все, даже квитанции о налогах с дохода. Какое-то время он молчал, будто подсчитывал свою незначительную прибыль. Мне тоже нечего было сказать: я сам занялся подсчетами, пытаясь придумать способ найти две тысячи долларов. Я даже подумал о том, чтобы действительно подать просьбу о дотации.

- Вы уверены, что старик захочет говорить со мной? - спросил я.

- Разумеется, - заверил Хорхе. - Он не только поговорит с тобой, но и покажет какое-нибудь колдовство, если, конечно, ты ему заплатишь. И вы сможете договориться о том, сколько ты будешь платить за дальнейшие уроки. - Хорхе Кампос опять ненадолго умолк, пристально глядя мне в глаза. - Так что, сможешь заплатить две тысячи? - спросил он таким нарочито равнодушным тоном, что я вновь мгновенно осознал, что он мошенник.

- О да, это вполне приемлемая сумма, - успокаивающе соврал я.

Он не мог скрыть своего ликования.

- Молодец! Молодец! - одобрительно воскликнул он. - Вот и договорились!

Я попытался задать ему еще несколько общих вопросов о старике, но он бесцеремонно прервал меня:

- Спросишь у самого старика. Он будет в твоем полном распоряжении, - с улыбкой пообещал Хорхе.

Он принялся рассказывать мне о своей жизни в Соединенных Штатах и деловой карьере. Поскольку я уже отнес его к категории жуликов, не знающих ни единого английского слова, он вдруг перешел на английский, что привело меня в полное замешательство.

- Так вы говорите по-английски! - воскликнул я, даже не пытаясь скрыть свое изумление.

- Ну разумеется, мой мальчик, - ответил он с техасским акцентом, которому подражал на протяжении всего нашего разговора. - Я ведь говорил, что хотел испытать тебя, проверить, насколько ты находчивый. И следует признать, что ты весьма сообразителен.

Он великолепно говорил на английском и принялся развлекать меня всякими шутками и историями. Мне показалось, что мы добрались до Потама почти мгновенно. Мы подъехали к дому на окраине города и вышли из машины. Хорхе шел впереди, громко выкрикивая имя Лукаса Корона-до.

Откуда-то из глубины дома раздался голос:

- Сюда.

В задней комнате лачуги, прямо на расстеленной на полу козьей шкуре сидел человек. Держа в руках резец и деревянный молоток, он возился с куском дерева, зажав его голыми ступнями. Удерживая его на месте ногами, человек управлял им, словно огромным вращающимся колесом гончара. Ступни ловко вращали дерево, а руки тем временем обтачивали его резцом. Я никогда в жизни не видел ничего подобного. Он делал маску, выдалбливая в ней углубления искривленным резцом. Непринужденность, с какой он удерживал деревяшку ногами и поворачивал ее, была совершенно замечательной.

Человек был очень худым: вытянутое лицо с резкими чертами, высокие скулы и темная, почти медного цвета кожа. Кожа на лице и шее была так натянута, что казалось, вот-вот лопнет. Он носил тонкие обвисшие усы, которые придавали его угловатому лицу зловещее выражение. У него был орлиный нос с очень тонкой переносицей и свирепые черные глаза. Совершенно черные брови выглядели так, будто были нарисованы карандашом, - как и блестящие черные волосы, зачесанные назад. Мне никогда еще не доводилось видеть такого неприятного лица. При взгляде на него в голову приходил образ итальянского отравителя эпохи Медичи. После внимательного изучения лица Лукаса Коронадо я решил, что самыми подходящими для него будут слова «свирепый» и «угрюмый».

Я заметил, что ноги у него были такими длинными, что, хотя он сидел на полу и сжимал ногами кусок дерева, колени доходили до самых плеч. Когда мы подошли ближе, он прервал работу и поднялся. Лукас был худым как вешалка и еще выше ростом, чем Хорхе Кампос. Он тут же надел свои гуарачес - как мне показалось, в знак уважения к нам.