Собрание сочинений [Том 2]

Когда мы выходили из дома, путь нам преградила Ла Горда. Она потребовала, чтобы мы взяли ее с собой. Было похоже, что на этот раз она не собирается мириться с отказом. Но дон Хуан очень жестко сказал ей, что у него со мной предполагается сугубо личный разговор.

- Ага, вы собрались говорить обо мне, - произнесла Ла Горда с выражением подозрительности и крайнего раздражения в голосе и жестах.

- Точно. Именно о тебе, - сухо подтвердил дон Хуан. И он прошел мимо Ла Горды, даже не взглянув в ее сторону.

Я последовал за ним, и в молчании мы дошли до городской площади. Когда мы сели на скамейку я спросил, почему мы будем вдруг говорить о Ла Горде.

Перед моими глазами все еще стояло ее лицо с выражением немой угрозы, когда мы покидали дом.

- Мы не собираемся обсуждать ее или кого бы то ни было другого, - ответил дон Хуан. - Просто ее чувство собственной важности практически безгранично, а мои слова были провокацией. И она сработала. Сейчас Ла Горда в бешенстве. Насколько я ее знаю, к этому моменту она уже достаточно себя накрутила и испытывает праведный гнев по поводу того, что ее так беспардонно отшили и выставили дурой. Я не удивлюсь, если она вскоре явится и набросится на нас прямо здесь, на этой скамейке.

- Ну хорошо, если мы не собираемся беседовать о Ла Горде, то чем тогда мы займемся? - спросил я.

- А мы продолжим разговор, начатый некогда в Оахаке, - ответил дон Хуан. - От тебя потребуется полное напряжение всех твоих сил и огромная устремленность в осуществлении сдвигов в одну и в другую сторону между уровнями осознания. Иначе объяснения осознания тебе не понять. Поэтому на время нашей беседы я требую от тебя полнейшей концентрации и настойчивости.

Почти жалобно я сообщил ему, что, отказываясь говорить со мной на протяжении последних двух дней, он ставил меня в неловкое положение, заставляя ощущать изрядное неудобство. Дон Хуан взглянул на меня, вскинув брови. По губам его пробежала усмешка, которая тут же исчезла. Я понял - он дает мне понять, что я ничем не лучше Ла Горды.

- Я провоцировал твое чувство собственной важности, - подмигнув, сообщил он. - Чувство собственной важности - главнейший и самый могущественный из наших врагов. Подумай вот о чем: нас уязвляют и обижают действия либо посягательства со стороны наших ближних, и это нас ослабляет. Наше чувство собственной важности заставляет нас почти все время чувствовать себя оскорбленными кем-то или на кого-то обиженными.

Новые видящие рекомендуют направить все возможные усилия на исключение чувства собственной важности из жизни воина. Я все время следовал и следую этим рекомендациям. И значительная часть моих действий в отношении тебя направлена на то, чтобы ты увидел - лишившись чувства собственной важности, мы становимся неуязвимыми.

Я внимательно слушал. Вдруг глаза дона Хуана заискрились, и я подумал, что он, похоже, вот-вот рассмеется. Явной причины на то вроде бы не было, но не успел я сообразить, в чем же дело, как внезапно был огорошен резкой, звонкой и весьма болезненной затрещиной слева.

Я вскочил со скамейки. Сзади стояла Ла Горда со все еще поднятой рукой. Лицо ее гневно пылало.

- А теперь - теперь можете говорить обо мне все, что хотите! По крайней мере, сейчас у вас есть повод! - заорала она. - Однако если вам есть, что сказать, - скажите мне это прямо в лицо!

Этот взрыв словно исчерпал все ее силы, потому что она опустилась на асфальт и заплакала. Дон Хуан застыл на месте с выражением невыразимого ликования на лице. Меня же сковала бешеная ярость. Бросив на меня свирепый взгляд, Ла Горда повернулась к дону Хуану и смиренно промямлила, что мы не вправе ее критиковать.

Дон Хуан хохотал. Он сложился пополам. Он почти рухнул на землю. Два-три раза он пытался что-то сказать мне, но в конце концов просто повернулся и двинулся прочь, то и дело сотрясаясь всем телом в приступах гомерического смеха.

Я ринулся было за ним, все еще охваченный негодованием по адресу Ла Горды - в тот момент я презирал ее, - как вдруг со мной произошло нечто необычайное. Я понял, что именно так забавляло дона Хуана. Мы с Ла Гордой были похожи до ужаса! Мы оба обладали совершенно монументальным чувством собственной важности. И мое удивление, и моя ярость по поводу пощечины в точности соответствовали гневу и подозрительности Ла Горды. Дон Хуан был абсолютно прав. Бремя чувства собственной важности в самом деле является жуткой обузой.

И я побежал вслед за доном Хуаном со слезами радости, которые текли по моим щекам. Я догнал его и рассказал о том, что осознал за миг до этого. Глаза его светились озорным блеском удовлетворения.

- Но что мне делать с Ла Гордой? - спросил я.

- Ничего, - ответил он. - Осознание - дело сугубо личное.

Он сменил тему, сообщив мне, что знаки говорят о том, что продолжить беседу мы должны у него дома - либо в большой комнате с удобными креслами, либо на заднем дворике, окруженном крытой галереей. Дон Хуан объяснил, что когда он кому-нибудь что-либо объясняет в одном из этих двух мест, никто другой туда не входит.