Собрание сочинений. Том 2

Соловьев. А мы в руководстве деревней никогда не полагались на самотек. Мы — организаторы. Выдвигаем идею и мобилизуем массы, боремся за ее претворение в жизнь!.. Нет, все же надо бы признать, что ошибся, не разобрался, наболтал лишнего и это послужит тебе уроком на будущее: не заниматься отсебятиной в таких серьезных вопросах, в каких ты еще слабо подкован и теоретически и практически.

Андрей(вздохнув). Отсебятина… А есть еще слово — инициатива…

Опять зазвонил телефон. Соловьев не берет трубку.

Соловьев. Инициатива?.. Ну, не всякая инициатива нам на пользу.

Андрей. Ленин говорил, что нам надо научить каждую кухарку управлять государством… Виктор Петрович! Может быть, и на совхозы дело повернет, может, еще иначе как-либо решится. Но я могу свои предложения высказать? Неужели у Ленина про кухарку — это только художественный образ?..

Соловьев. Нет, конечно, не только образ.

Андрей. А как же мне их высказать, свои предложения?.. Я бы написал статью, послал в газету, но ведь не напечатают. И там скажут так же: пересмотр старых решений.

Соловьев. Не знаю. Напиши, пошли… Значит, упорствуешь? Хочешь, чтобы осложнилось дело? (Помолчав.) Я же не могу просто порвать это заявление!

Андрей. А я этого и не прошу.

Соловьев. Понимаешь, Андрей, как все складывается… Если ничего тебе не записать, представляешь, какая заварится каша! Этот же Лошаков будет писать в райком, в обком, в ЦК! Тогда уж он не одного меня обвинит в попустительстве и либерализме, а всю парторганизацию! Нам придется возвращаться к твоему делу еще сто раз!.. (Садится за стол, перебирает бумаги.)

Андрей. Виктор Петрович! Меня ждут в мастерской. Там привезли с завода станки с каким-то браком. Надо составить акт. Я могу идти?

Соловьев. Иди. В шесть часов — партсобрание.

Андрей уходит.

(Один, задумчиво.) Чему вы, говорит, меня учите?..

На минуту гаснет свет.

Картина пятая

Те же декорации. Партсобрание. За столом, на диване, на стульях у стены сидят: Соловьев, Шубин, Степан Романович, Татьяна Ивановна, Лошаков, еще человек шесть-семь коммунистов

. Андрей стоит у окна.

Андрей(продолжает давать объяснение). Насчет института я уже рассказывал Виктору Петровичу. Да, исключали меня. В пятьдесят третьем году. Я тогда учился на втором курсе. Меня послали на практику в Касиновский район. Там мне пришлось поработать и в колхозах и в МТС. Ну, вы знаете Касиновский район, сколько лет он был отстающим. Очень тяжелое положение было там в колхозах. На трудодни давали граммы, копейки, трактористы разбегались, на уборке работали одни мобилизованные, колхозники сидели дома. Вернулся я в институт и в своем отчете показал все, как оно было. Это не относилось к теме моей работы, но я описал подробно, что видел там в колхозах. Думаю, может, по моей записке все же примут какие-то меры. Ну вот тогда меня и исключили из института — за клевету на нашу колхозную действительность. Комсомольская организация меня поддерживала, но дирекция — ни в какую! «Что он врет, где он видел в наших колхозах такие страсти-мордасти?» Ровно десять дней не ходил я на лекции. Учебный год начался первого сентября, а седьмого открылся Пленум ЦК, сентябрьский Пленум. А на том Пленуме тогда было все сказано откровенно о положении в сельском хозяйстве: и насколько сократилось поголовье скота, и что с зерном у нас плохо, и что убита материальная заинтересованность колхозников. Я как прочитал газету, сейчас же побежал в институт. Ну а там товарищи тоже уже поняли, что перегнули палку. Через два дня директор отменил приказ о моем исключении, и я стал опять учиться.

Шубин. Так, ясно…

Андрей. Можете написать в институт, проверить.

Татьяна Ивановна. А что у вас, товарищ Глебов, было в Каменевской МТС?