Собрание сочинений (Том 2) (-)

Саша отпела. Князь сейчас же сказал охрипшим голосом:

- Ну, а ту, другую, Саша, помнишь?

- Нехорошая она, - молвила Саша. - Неверная, не люблю ее. Только разве для вас...

Она опустила ресницы и, вздохнув, запела печально:

Не в Москве было, во Питере,

Во Мещанской славной улице,

Тут жена мужа потребила,

Вострым ножиком зарезала.

- Саша! - крикнул князь, повторяя последние слова песни. - А ведь это хорошо - "правый локоть на окошечко, горючи слезы за окошечко", и делу конец, а милый-то под окошечком ждет, смеется над старым мужем. Теперь ты вот эту спой, в ней подробности хороши...

Петельку на шею

Накидывала,

Милому в окошко

Конец подала...

- Ведь подходит как - именно сегодня. Будто для нас писано. Ну, Саша-Саша испуганно и серьезно запела:

Толстый узлище

Не оборвется,

У старого шея

Не оторвется.

Старый захрипел

Будто спать захотел,

Ногами забил

Будто шут задавил.

Руки растопырил

Зубы оскалил

Плясать пошел,

Смеяться стал.

- Я бы, Алексей Петрович, плясовую лучше, - перебила она поспешно.

Князь двинул стол и, хлопая в ладоши, стал топать ногой. Саша закружилась, поводя руками, приговаривая частушку.

Кумачовые юбки ее развились колоколом, и под ними ноги в белых чулках и козловых башмаках поплыли, притопывая...

Образцов засеменил около Саши, крича: "Глядя, гляди!" Иван Ртищев, разгораясь, не выдержал, уперся в бок и пошел ходить присядкой, отбрасывая полы. Цурюпа, хихикая, сорвал с волос Саши платок.

- Не трогай ее, хам! - закричал князь.

Маленькая Сашина головка с черными косами вертелась на полной шее, как подсолнух к солнцу, - солнцем был князь. Он сидел бледный и пьяный, с высохшим ртом. Вдруг Саша, закрутясь, упала к нему на лавку и, обнимая, прижалась к плечу.

- Девок! - заревели братья Ртищевы. - Девок давай!

Обиженный Цурюпа ушел в светелку и лег, стараясь не помять смокинга, на Сашину кровать...

- Любопытный сюжет, - пробормотал он, вытирая платком лицо. Интересно будет порассказать, как наш князюшка веселится... Это хваленый-то жених... "Хам". Я ему припомню хама. Эх, сволочи вы все!

В это время распахнулась дверь, осветилась светелка, вылетел из табачного дыма и грохота Образцов, придержался за притолоку, кинулся к выходу и скрылся во дворе.

- За девками, - продолжал Цурюпа. - Погодите, теперь устрою бал, брошу вам собачий кусок - из Москвы Шишкина хор выпишу. Да не то что Шишкина, самого Шаляпина позову... Гонор гонором, а денежки вы все любите.

Долго Цурюпа размышлял, какие сногсшибательные штуки он придумает для утирания дворянского носа. Наконец со двора в светелку, шушукаясь и упираясь, вошли четыре солдатки, - их подталкивал Образцов, громко шепча:

- Дуры, чего боитесь, не съедим, а сладенького поднесем, погреемся.

Дверь за бабами закрылась. Изнутри поднялся визг и жеребячий хохот Ртищевых. И сейчас же в светелку вышли князь и Саша.

- Куда ты, голубчик? Не езди, - говорила Саша. Князь, не отвечая, прошел на крыльцо. Здесь на столбике висел глиняный рукомойник. В сумерках сквозь дверь было видно, как князь налил воды в ладони, плеснул на лицо и вытерся. Саша, охватив другой столбик, продолжала просить:

- Она молоденькая, разлюбит тебя, а мне ничего не надо, я и пьяного тебя спать уложу. Не езди... Завтра поедешь, если надо, миленький.

- Ах, пожалуйста, оставь, что за слова, ты сама пьяна, должно быть! ответил князь.

Саша смолчала. Князь перевел дух, кликнул лошадей и сошел по лесенке вниз. Саша продолжала стоять у столбика. На дворе затопали кони, кучер их обласкивал. Потом тяжело заскрипели ворота и голос князя приказал:

- Волкове...

Коляска укатила. Саша отошла от столбика и села на ступеньках, по которым ступал Алексей Петрович. Неподвижная и темная ее фигура с локтями на коленях и опущенной простоволосой головой и наверху неровные линии надворных крыш и шест колодца хорошо были видны в ночном сумраке сквозь четырехугольник двери.

Все это казалось Цурюпе до того знакомым и тоскливым, что он стал морщиться, думая: "Русский ландшафт, - черт бы все это побрал. Уеду совсем в Париж; в самом деле, денег, что ли, у меня мало?.. А про князя все будет доложено кому надо. Ну и прохвост..."

За дверью все громче топали ногами, гоготали и вскрикивали, много веселясь.

КАТЯ

1

Александр Вадимыч перекрестил, поцеловал дочь и подошел в туфлях к дивану, где приготовлена была ему постель.

Катя притворила дверь кабинета и, закутав плечи в пуховый платок, вышла в зал. На старом паркете лежал переплетами окон лунный свет. Углы зала, где стояли диваны, были в тени. Глядя на лунные квадраты на полу, Катя поднесла к щеке ладонь и вдруг усмехнулась так нежно, что сердце у нее стукнуло и замерло.

"Еще рано! - подумала она. - Может быть, он ждет? Нет, нет, все-таки нужно обождать".

Она приподняла с боков платье и, сделав страшные глаза, стала кружиться...

Невдалеке в это время хлопнула дверь; Катя сразу присела: вдоль стены шел Кондратий, неся свечу и платье Волкова.

Увидев барышню на полу, он остановился и пожевал губами.

- Я думала - это привидение идет, - сказала Катя срывающимся на смех голосом. - А это ты, Кондратий? Кольцо потеряла, поди поищи.