Читаем Собрание сочинений. Том 2. Мифы полностью

Собрание сочинений. Том 2. Мифы

Генрих Вениаминович Сапгир , Юрий Борисович Орлицкий

надела юбкупокойной бабкии шляпкус оранжевым перомнарядиласьв стиле тридцатых:непременно —чулки на резинках —морщилисьто и дело подтягивалатуфельки —каблучищи как у Марики Рокк«потрясающе!»с парти увез ее в кадиллакесамый старыйи самый богатый:седые вискисмеются глазапохож на Омара Шерифа —а какие зеркала и вазы! —разделась вдруг

раскидала туфли юбку шляпкувыпрямилась:вот я какая!а он – Омар Шерифуронил со столика вискивидно сильно захмелелползает по паркетумокрый на коленяхсобирает вещисреди осколков —и целует туфлю и шляпкуи рыдает в черные чулки! —а глаза такие выцветшиев морщинах…собралась и ушла«везет мне на шизиковстарайся для них – стариков!»

ЗАБАВЫ

я всегда его распинала —привязывалак нашей кровати

а теперь наделарозовую туникуи вывела из ванны балбеса —(предварительновпустила и раздела)как он дергалсякак ругалсяназывал меня такими словами…(у балбеса уши покраснели)он кричала я кричала громчея уже визжала —как он плюнет! —кончили считай одновременно —он распятыйи я на балбесеа потом он был Юлий Цезарья была его центуриономна кроватираспяли балбесавниз лицом…

тайны все же естьв семейной жизни

СИМУРГ

Николаю Афанасьеву

1

Перо качается павлинье хвостовое, ужасное как небо грозовое. Вот смотрит неким оком треугольным и вспыхивает светом колокольным.

От суетного мира удалясь (и каждый волосок его – цветок), святой Франциск, почти непостигаем, беседует с каким-то попугаем.

Святой прекрасно ладит с этим грифом – в тени скалы почти иероглифом.

И филин, крючконос и кареглаз, взглянул, моргнул и начал свой рассказ.

2

В начале развернулся серый свиток и стал доской из черных, белых плиток.

Живут многоугольники, ломаясь, хвостатыми хребтами поднимаясь (костей и мышц я слышу скрип и скрежет), толкаются и друг на друга лезут, их чешуя топорщится, как перья… Теперь я слышу, крылья хлопают… Терпенье…

И вот взлетают. Потянули клином – туда к гиперболическим долинам.

С запада черная стая летит, вырастая. Ей навстречу устремляется белая стая.

Высоко над землей с резким криком, стирая границы между злом и добром, вы встречаетесь, птицы.

При свете солнца и луны голубки и вороны разлетаются в разные стороны. И день и ночь сквозь птичьи контуры видны.

Их увидит слепой и не узрит их зоркий. Над домами, над нами завиваются серой восьмеркой.

И каждый белый вихрем увлеченный, смотрите, он выныривает черный. А черная при новом вираже выпархивает белая уже.

Так мир увидел Эшер в Нидерландах. Сухощавый, большеносый, с детства в гландах, узнал со всех сторон одновременно.

Карандашами на листе бумаги, иглой на меди он наметил оный, увиденный недобрым птичьим глазом. И всё на свете он увидел разом.

Так мир построил Эшер. Но прежде – Алишер.

3

Все тридцать кур сидят, как в пижмах дуры, разглядывают Эшера гравюры.

И вдруг узрели: с одного рисунка зеленоватый светит знак Симурга. Восьмиугольный странный знак. И мир в нем зашифрован так: намеки, признаки, спирали… Нет, мы признаться вам должны, что ничего мы не узнали.

– Что есть Симург? – спросила птица Рух.

И все вокруг зашевелились птицы. И начало им чудиться и сниться,

что есть Симург…