Слезы еще сильнее потекли по лицу юной женщины:
— Я не в обиде, а испугалась, подумала…
— Что подумала? — Прижав Фросю к груди, Нестор концом полушалка вытер ее щеки. — Чего испугалась, моя хорошая?
— Мне показалось… будто ты ума лишился.
Совсем пристыженный, Нестор даже не посмел признаться в том, какая лихоманка его обуяла, а только любовался на свое вновь обретенное сокровище. Примирение было таким радостным, что обоим не хотелось вспоминать о нечаянной размолвке.
Готовый на все, чтобы развлечь, успокоить жену, которой на днях исполнилось шестнадцать лет, Нестор сказал:
— Поедем в Оренбург. Повидаешься с матерью. Придем в Нахаловку днем, когда отец и братья на работе, вот и поговорите. Она-то не прогонит нас?
А Максим с Антошкой спорили у костра о том, где лучше рыба.
— Вкуснее илекской нигде нет, — говорил Антон.
— Зато у нас в Урале сомы попадаются по пяти пудов, сазаны по двадцати фунтов. А ниже Уральска осетры, севрюги, белуги! — вспоминал Максим, уроженец Илекского городка, на устье Илека, где была граница владений Уральского и Оренбургского казачьих войск. — Лучше наших-то мест поискать. У вас тут скот — богатство, а у нас — рыба. С тех пор как повелось яицкое казачество, перегорожена река Урал возле города Уральска. Осетры и белуга нерестятся ниже той изгороди, и все это рыболовство в руках уральцев. Весной, летом и осенью — сетями, зимой — багренье. Подбагривали казаки иной раз осетров пудов по восемь, а белуги попадаются и по тридцать.
— Значит, зря говорится: «Кто охотится и удит, у того ничего не будет!» — поддразнил Антошка.
— Это про тех, кто с удочками. Но и на богатом лове, бывает, не повезет. У меня папаня были горячий. Не дождавшись команды во время багрения, вырвались вперед из ряда, и атаман ловли приказал порубить у них снасти и сбрую. А папаня со стыда стали пить горькую, и начало наше хозяйство рушиться…
Домой собрались засветло, с тем чтобы по пути заехать на делянки посмотреть, как идет работа, и оставить батракам свежей рыбы.
Ночь наступила лунная: месяц еще был молодой, зато вызвездило по-осеннему крупно и ярко. Угревшись возле Нестора, Фрося смотрела в синее небо, подернутое легкой дымкой, за которой так и подрагивали звезды. Она вдыхала ядреный воздух, пахнувший кизячным дымком, и думала о том, что при всех огорчениях нет человека на свете счастливее ее.
В черной тени плетневых оград в пойме шевелились стада и табуны, днем уходившие на тебеневку. Станица на высоком береговом мысу притихла, лишь кое-где в окнах желтели огоньки. Серые плетни держали окруженные ими в степи дома и саманушки, как держит речной «чегень» присмиревших в ловушке толстых рыб. Серебристый сумрак, пронизанный лунным светом, цедился сквозь эти плетни, словно прозрачная вода. Далеко слышались в тишине колдовской ночи те же, что и днем, шумы: звон кузнечных молотков, сдержанный рокот мельниц над оврагом Джеренксай и на Илеке, да сонные переговоры гусей.
Кругом мирно, безмятежно.
Но тревожный разговор с Антошкой и окровавленная шапка, выловленная в озере, нет-нет и вспоминались Фросе, спугивая душевный покой.
То, что Дутов властно вошел в роль диктатора, большевики почувствовали быстро. После того как он конфисковал очередной номер их газеты «Пролетарий», закрыл редакцию и посадил в тюрьму Коростелева, были арестованы члены партийного комитета: Мартынов, Кичигин, Лобов, Мискинов и Макарова. Но активисты, избежавшие ареста, собрались на заседание и решили начать широкую кампанию протеста. Рабочие-железнодорожники, возмущенные самоуправством атамана, сразу откликнулись на этот призыв и не вышли на работу.
— Этак Дутов скоро и до нас с Малишевским доберется и других наших орских большевиков похватает, — сказал в новом помещении комитета Михаил Краснощеков, похожий на Тараса Бульбу. — Коростелев мне партбилет и мандат вручил, когда я после фронта в Орске ехал. Он мне вроде крестный отец, хоть и моложе. Надо нам вызволять товарищей.
Цвиллинг только что вернулся из Петрограда. На Втором Всероссийском съезде Советов, где было создано рабоче-крестьянское правительство — Совет Народных Комиссаров, — он был избран кандидатом в члены ВЦИКа. А после съезда Совнарком направил его в Оренбург правительственным комиссаром губернии. Рассказав товарищам о встречах в Петрограде, о речи Ленина на съезде и торжественном принятии декретов Советской власти о земле и мире, Цвиллинг сразу направил связных в Нахаловку, позвонил в союз пекарей и на «Орлес».
— Как у вас в Орске идет организация Красной гвардии? — спросил он Краснощекова, перестав на минуту крутить ручку телефона. — Что Малишевский? Оружие достали?
Краснощеков, похожий на запорожца не только внешностью, но и характером, и выраженным украинским акцентом, с завидным самообладанием сообщил о том, что творилось у орчан.