Собрание сочинений. Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк

Павлов был во френче с широкими нашивками на груди вроде застежек, которыми прикрывали пуговицы с царским орлом — форма, которую носили многие красные командиры. Харитон попытался вообразить его в матроске: «Бравый морячок, ничего не скажешь!» — И снова стал слушать, ловя каждое слово.

— Блюхер, отличный командир и умный стратег, решил дать бой дутовцам на дальних подступах к Челябинску, — продолжал Павлов, строго посматривая на слушателей: улыбка была, по-видимому, редкой гостьей на его лице. — Расчет Блюхера показался нам правильным: все товарищи с ним согласились. С казаками — хозяевами хуторов и городских домов, легче драться на их земле: защищаются и нападают зверски, но оглядываются назад. Так Троицк был взят красными под моим общим командованием. После этого нас спешно через Уфу перебросили с Кустанайского фронта сюда.

И снова Харитона поразила молодость Сергея Павлова: «У белых в таких командирах полковники пожилые да генералы».

Харитон уже достал маленький пакет для Кобозева и письмо Лизы Коростелеву и бережно держал их на ладони. Когда его попросили подойти к столу, он вышел, не робея: все волнения остались позади.

— Плохо у нас, Петр Алексеич, — сказал он. — Два месяца голодают рабочие. А у господ сейчас ликованье — обжорные дни: и рождество, и по случаю… — Харитон запнулся, но глаз под взглядом Кобозева не отвел. — По случаю победы, значит, И потому наши, которые ослабли от голода, на улице падать начинают. Запахи жареным да пареным тоже сбивают с ног.

— А с пути эти запахи не сбивают? — необидно улыбаясь, спросил Кобозев.

— Нет. Надеемся на вас. Когда ваши пушки постреляли возле Каргалы да затихли, собрался стачечный комитет. Посудили, порядили, с народом потолковали. Упорство в народе большое: долго, говорят, ждали, потерпим еще.

Цвиллинг нервно вскочил, но пробежаться по вагону ему не удалось, только крутнулся на месте:

— Я поеду в Челябинск. Выступлю там с докладом о положении дел на Оренбургском фронте и попрошу партийную организацию мобилизовать все, чтобы помочь рабочим, которые борются с дутовщиной. Потом пусть меня командируют в Екатеринбург — просить поддержки для них в Уральском обкоме.

— А я снова в Башкирию — призывать добровольцев в Красную гвардию, — заявил Джангильдин. — Насчет денег для оренбургских забастовщиков тоже буду разговаривать.

— Да, мы должны усилить помощь нашим героям, — горячо поддержал Кобозев. — И начнем собирать отряды для нового наступления на Оренбург. Общее командование войсками поручим Сергею Дмитриевичу Павлову. Теперь у нас будет свой, испытанный в боях командарм.

Находясь, как и все, под впечатлением знакомства с мичманом, Александр Коростелев, весело улыбаясь, вскрыл конверт Лизы. Однако первые же слова письма словно обожгли его, и он перестал слышать громкие разговоры в вагоне, отброшенный в события двух последних дней.

«Мы с мамой собирались встречать вас, — писала Лиза, — но что же делать, если сила пока на сторона атамана! Придется еще подождать. Мы верим и надеемся, и это уже хорошо».

«Нет, не очень-то хорошо! — мысленно возразил Коростелев, с трудом преодолевая волнение и даже стыд. — Конечно, нам был бы каюк, попади мы в окружение. Тогда и нашим забастовщикам пришлось бы совсем плохо. По все ли мы сделали, что могли?..»

Коротенькое письмецо сестры жгло ладони. В Оренбурге ждут. В Оренбурге голодают рабочие, заслыша пушечные выстрелы под Каргалой готовились броситься навстречу, а бузулучане отступили. Но хорошо еще, что успели отступить — вырвались из огневого кольца. Александр вспомнил телеграфиста Васюту. «Спасибо тебе, парнище! Скоро мы вернемся с новыми силами, Василий Яковлевич».

52

— Я тоже трудно жил это время. — Костя приподнялся, облокотился, всматриваясь в лицо Харитона.

Кругом на полу барака спали красногвардейцы, измотанные боями, назябшиеся в голой степи.

— Когда я уехал в Тургай, так тошно было и душно. Просто нечем дышать. Раньше не верил, что от любви умирают, а оказывается, это самая настоящая болезнь. Если бы не Джангильдин, закис бы и пропал. Мы с ним по всему Тургаю мотались. Сколько раз от облав байских уходили, от казачьих отрядов! В камышах скрывались, в аулах. Мы Советскую власть устанавливаем, они, паразиты, на нее налеты делают. Я агитирую просто: хочешь пустить бандита в кибитку, хочешь, чтобы нагайка по спине ходила, чтобы детишек казаки конями топтали, тогда держи сторону Дутова. Лижи баю пятки! Чабаны ведь у баев живут, как собаки, за брошенную кость. Лето и зиму в степи возле отар. Рубахи сопреют — с тела свалятся. Сам износится — на пепелище, куда золу со всего аула валят, с верблюжатами греться. Многие без семьи: жену купить не на что. И трахома. И оспа. Я перед ними себя чувствовал вроде в долгу, в ответе за все эти худые дела… — Костя помолчал, но не утерпел — спросил напрямик: — Как она?.. Пишет? Приезжала хоть раз?

Харитон лежал на спине, закинув руки за голову, и молчал, глядя в расплывчатую тьму под потолком.

— Чего ты молчишь? Я о Фросе…