Сырт, водораздел между реками Уралом и Самарой, далеко протянулся по Южному Приуралью. Сырт — по-киргизски «высокое место», хотя он не так уж и высок. По правобережью Урала отроги его круто обрывисты, там и красуются казачьи станицы, как бы нанизанные на линию тракта, по которому в давние времена проезжал в Оренбург Пушкин.
О путешествии Пушкина по Сырту Александр Коростелев знал не хуже Цвиллинга, но сейчас Сырт для него только название железнодорожной станции, крепко запомнившейся во время наступления в декабре. На этой станции работал телеграфист Васюта, «слухач», «драгоценный мальчик», как еще назвали его в штабе Кобозева, который пока был жив и здоров, о чем говорили его дела: именно на телеграфе две тысячи бойцов в отрядах, собранных Кобозевым, были приумножены в десять раз. Легенда о двадцатитысячном войске вызвала великую тревогу в стане Дутова.
Возле станции Сырт сильно укрепленные позиции дутовцев, туда же отступили уже потесненные красногвардейцами белоказаки. Поэтому бузулукские эшелоны подходили к Сырту осторожно, то и дело высылая разведчиков к передовой линии и в ближние тылы врага.
— Мороз проклятый жмет вовсю, да еще ветер северный, как ножом режет, — сетовал в штабном вагоне Цвиллинг.
Он уже осип от простуды, на обмороженных щеках темнеют пятна, похожие на ожоги, и забота старит лицо хмурью: мерзнут плохо одетые бойцы.
— Не спасают халаты, которые предназначались для бухарского эмира! Главное дело — обувь никудышная: валенки драные, лапти не греют.
— Мои ребята тоже пообморозились, — сказал Павлов.
Он сам ознобил руку, пролежав два часа в снегу под огнем казачьих пулеметов.
Коростелев, только что выпросивший для своего подразделения несколько пар валенок, сказал с сожалением:
— Писала мне сестра, чтобы я зашел в Бузулуке по одному адресу получить какую-то чудотворную мазь из гусиного сала. Я сдуру махнул рукой на это дело. Да и некогда было. А теперь как пригодилась бы!
— Гусиное сало действительно помогает при обмораживании, — отозвался Кобозев, разглядывая на карте поселки и разъезды, взятые на левом берегу Самары, по долине которой шли эшелоны. — Я тут у одной бабки видел целую стаю гусей, но к утру она, старая ведьма, куда-то смылась на сивке-бурке вместе со своим дедом. Соседи сказали, что поотрубали эти кулугуры всем птицам головы, покидали их на сани и подались к казакам. Во дворе и правда лежит колода, кровью залитая, пухом да пером облепленная.
— А может, это наши? — вдруг усомнился Джангильдин.
— Нет! — быстро возразил Павлов. — Не очень красивы с виду наши воинские части, и держим их впроголодь, но дисциплина на высоте. Мародерства никакого. В этом, конечно, большая заслуга командиров-политработников. Была бы возможность замены, я запретил бы вам идти в атаку в первых рядах. Но, с другой стороны, пример — зажигательное дело. Посмотрит какой-нибудь Акиндин или Савося на Цвиллинга, худющего, с болячками на лице, но боевого, и сам идет напролом. — Павлов помолчал, не по возрасту суровый, прислушиваясь к тому, как тяжело забухала вдали артиллерия. Гладкий лоб перечеркнула привычно ложившаяся морщина. — Сейчас запоют казаки: «По ко-оням!» На наше счастье, не могут они по-настоящему использовать конницу!
Скрежеща и лязгая железом, опять останавливались на путях составы, окутанные дымом и паром. Красногвардейцы, высыпав из широко распахнутых дверей теплушек, спешно рыли траншеи в глубоком снегу. Артиллеристы устанавливали орудия для позиционного боя, и все сильнее перекатывался над широким белым увалом басовый гул пушек. Ледяной ветер рвал поземку с сугробов, трепал, как злая собака, полы шинелей. Черно-красные кусты взрывов вздымались и падали по обеим сторонам насыпи, и такой же лес вставал и разлетался над огневыми всплесками вдали, где виднелись присевшие в снегах дома, чернели мертво скучившиеся на путях составы и высилась водонапорная башня.
Сражение за Сырт началось.
— Снова привелось столкнуться здесь с казачками, — сказал Коростелев, пытаясь разглядеть в бинокль, что происходило на станции; протирал стекла, злился на плохую видимость, потом спустился в траншею, куда то и дело и забрасывались комья мерзлой земли и тучи снега.
Едва закончилась артиллерийская дуэль, с обеих сторон бросились в атаку красногвардейцы и казаки. Теперь по всему увалу вспыхивали винтовочные выстрелы, а там, где стояли пулеметы, беспрерывно дрожали злобные огненные язычки.
«Пожалуй, разрежет очередью, как мы в цехе режем металл, — подумал Костя, с веселой яростью ломая и разваливая снежную целину. — „Где надо, на пузе ползи“, — припомнил он слова Павлова. — Что ж, поползем и на пузе, а все равно выбросим отсюда лампасников».
— Гусей мы для своей надобности держим. Тута тебе не базар. — Статная девка в борчатке — наверно, добытой отцом в карательной экспедиции, — в пуховой шали, пышно и легко прилегавшей к ее щекастому, румяно-наливному лицу, недоброжелательно оглядела Костю. — Ты не из тех ли лапотников, что с нашими казаками отражаются?
— Ни с кем я не «отражаюсь», Феклуша: дезертир я по доброй воле.