Собрание сочинений. Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк

— Фронтовиков, конечно, не надо отбрасывать, но и полагаться на них нельзя, — упрямо возразил Коростелев. — С фронта они уходят под впечатлением ужасов войны, озлобленные против золотопогонников, поэтому возвращаются в свои станицы, сочувствуя большевикам. Но дома сразу попадают в казачью среду, где господствуют традиции и сильна власть стариков. Нельзя забывать, что наше оренбургское казачество при своей зажиточности самая подходящая почва для старорежимных идей. Ездили мы с Кичигиным в станицы… Как же! Все стараемся склонить станичников на нашу сторону! Проводили беседы об Апрельских тезисах Ленина. Молодежь еще интересуется политикой, а у старшего поколения разговоры сводятся к одному: сохранить бы землю да свои казачьи привилегии. На большевиков смотрят бирюками. Если произойдет тут заварушка, дай бог, чтобы они нейтралитет сохранили.

— Но молодежь? Ты сам говорил о ней иначе, — напомнил Кобозев.

— И молодежь… Куда она от своих куреней?

— Неверно так рассуждать. В отдельных станицах расслоение в казачьей среде далеко зашло.

— Да там, где лодыри развелись… — сердито отмахнулся Александр, явно раздраженный воспоминаниями о выступлениях у станичников. — Какой от них прок? Есть, конечно, среди фронтовиков по-настоящему сочувствующие нам, но их забивают старики.

— Любишь ты поспорить!..

— Почему бы нет? Если бы мы с тобой, Петр Алексеевич, имели возможность вести в станицах постоянную партийную работу, тогда, глядишь, сколотили бы и там крепкий актив. Но агитаторов у нас раз, два, и обчелся. А у них почти в каждом доме собственный ярый агитатор против Советской власти. Казачество в массе — сословие более реакционное, чем крестьяне-середняки. Даже сравнивать невозможно. Потому я и расстроен. И вообще… Мы стараемся развивать ту линию, что проводилась на Апрельской конференции, а эсеры и меньшевики помогают князю Львову да Керенскому!

— Зато народ разобрался, кто его друзья и кто враги. Насчет казачества надо крепко подумать, шире использовать печать и прямые обращения к фронтовикам. Теперь размежевание сил пойдет быстро. Заявления Милюкова после расстрела демонстрации, что Кронштадт — это измена войскам, — демагогия. Но, наверное, министры прибегнут к террору и арестам.

— Как бы они Ленина не захватили! — встревожился Левашов, сразу после работы вместе с другими рабочими пришедший в клуб узнать новости.

«Даже не переоделись», — отметила про себя Фрося. Но ее гораздо больше, чем их заботы о политике, волновало то, что казаки в Питере убивали рабочих и матросов. Ведь это усложняло ее отношения с Нестором. Теперь она не допускала мысли о том, что Нестор мог уехать туда.

— Я тоже беспокоюсь об Ильиче, — заявил Александр Коростелев, и в голосе его прозвучала необычная мягкость, почти нежность.

— И я думаю об этом, — сказал Кобозев. — Но Владимир Ильич опытный боец. Он не станет рисковать собой и товарищами.

— Минуточку внимания! — Слесарь Константин Котов, отличавшийся военной выправкой, заметной и в рабочей одежде, вышел на середину комнаты, держа в руках широко развернутую газету. — Вот «Воспоминания делегата Всероссийского Совета». Он тут со слезой вспоминает, как вносили на кресле в Таврический дворец освобожденную из заключения эсерку, старушку Брешко-Брешковскую. Керенский тоже кресло поддерживал. — Котов, пряча усмешку под густыми усами и нарочно хмурясь, посмотрел на сникшего Ефима Наследова. — И про торжественную встречу с Плехановым красиво расписано. А что говорится о прибытии Ленина? Слушайте: «Я не ходил его встречать. Мне его проезд через Германию показался подозрительным. Проезд ему могли исхлопотать только те германские социалисты, которые идут на поводу у Вильгельма». Здорово брешут?

Фрося засмотрелась на Константина Назаровича, с трудом вникая в смысл его слов (о ком это он так?) и не заметила, когда к ней успела подсесть коротко стриженная девушка с лихорадочным ярким румянцем на худощавом миловидном лице.

— Откуда ты? — спросила она.

— Рассыльная из газеты «Заря». А вы кто?

— Мария Стрельникова. Я работаю на консервной фабрике, депутат Совета. Сейчас организую школу рабочей молодежи и вообще хочу заниматься вопросами культуры. В народном доме стану работать.

— Счастливая вы — ученая!

— Не очень ученая, но это еще впереди, если останусь жива.

— Почему вы так говорите: «Если останусь жива»? Так только старики загадывают.

— Потому что нам теперь придется воевать у себя дома. Раз начались такие столкновения — значит, не миновать гражданской войны.

Фрося по-детски беззастенчиво рассматривала новую знакомую.

— Вы из «Союза женщин»?

— Нет. Но бываю и у них. То, что они обучают грамоте взрослых женщин, — хорошо. Но с их политазбукой я не согласна. Мы агитируем солдат против бесполезной изнурительной войны, а они организуют в Оренбурге «Женский батальон смерти» по примеру петроградского.

— Вы сами сказали, что нам придется воевать даже здесь, дома.

— То будет другая война, за настоящую народную власть, за государство рабочих и крестьян.

— Вы большевичка?

Стрельникова молча кивнула.