Собрание сочинений в 2-х томах. Том 1

По рассмотрении всех сих видов: «Вождь божественный! — рек Иосиф. — Приведши меня к пределам, разделяющим небеса и землю, должно ль почитати сии пределы, и может ли дерзати смертный возвышатися к странам воздушным?» Вещая сии слова, взирает он робким видом на ангела, но в очах его зрит он ответ благосклонный, и уже дух воспарил обонпол облак. Иосиф не медлит за ним последовать, а Итуриил, подав ему руку свою, помогает ему в сем быстром летении. Они остановляются на едином созвездии, кое кажется погруженно быти в солнечном пламени. Тамо ангел изъясняет юному смертному, чудящемуся сиянию вселенныя, како небесные тела, держащиеся собственною своею тягостию, движутся различно, сохраняя равновесие, текут величественно единое к другому и в непрестанном течении своем повинуются двойственному закону, притягающему их и отревающему. Оттоле, превождаемый Итуриилом, летит он к той стране, где звезды кажутся касатися единая другой: толь щедрою рукою они насеяны тамо. Наконец удаляются они от сих мест и стремятся возвыситися до последних пределов мира; внезапу божественное пение, издалека слышимое, поражает слух Иосифов; в самое то время зрит он свет, коего сияние в сравнении с пламенем всех возжженных на небеси светил помрачило бы оный так легко, как солнце луну затмевает. «Остановим течение наше, — рек Итуриил, — не может смертный приближитися к сему другому миру; зримый тобою есть единая токмо тень сего незерцаемого; ты не далее стоишь от дому владычия, как земля стоит от нас, и сие пение, коему внемлешь ты единым умирающим слухом, есть пение бессмертных». Ангел умолкает. Иосиф преклоняет слух свой; трепещущее сердце его не может преносити долее ни зрелища сего, ни того чувствования, которое сим сладостным пением в нем произведенно; восхищенный, ослепленный и не видяй ни звезд, ни солнцев, сквозь коих ангел направляет свой полет, предается он своему вождю, исходит до облак, покрывающих наше полукружие. Тамо, начиная познавати себя: «Великодушный толкователь природы! — рек он. — Ты поведал мне все ее таинства; сия земля кажется в очах моих малейшею точкою; между тем, ни чудеса, в недрах ее заключенные, ни величество вселенныя не погасили во мне чувствования, прилепленные к существу моему; скончай дело свое: удовольствуй толико сердце мое, колико ты просветил мой разум; не возмогут ли, помощию твоею, слабые очи мои узрети дом Иаковль?» По окончании сих слов ощущает он некую вышнюю силу, оживляющую его очи, и зрит ясно место своего рождения и отца своего, седяща с Селимою пред сению своею; оба они, поверженные в грусть, слезы проливают. Смягченный Иосиф простирает к ним руки, и слезы из очей его лиются, но, не возмогши пренести толь великого смятения, пробуждается; все сокрылось от него: и вид кругов небесных, и ангел, и дом родительский; он обретает себя лежащи на бреге Ниловом и землю, орошенную слезами своими. Но божественная сила распространяется в сердце его; разум его стал паче просвещенный, и он восстает для восприятия трудов, посвященных благосостоянию Египта.

Между тем, Иаков ожидал с нетерпением сынов своих. Протекло время, назначенное к их пришествию, и родительское сердце его исполнялося смущением; он считал часы и минуты; седящий с Селимою на месте, слезам посвященном, и объемлемые равные страхом, беседовали они о Вениамине. «Увы! — вещал он часто, взирая на образ Иосифов. — Может быть, от обоих сынов моих единый сей образ мне остается; может быть, на сем месте буду я плакати о всех моих сынах!» Сии были слова Иаковли. Тако юные птицы призывают слабым гласом матерь свою, коя в дальние страны отлетает для искания им пищи; вдруг, внемля ее гласу и узрев ее сквозь ветвей парящу на высоте небесной, тоскливый глас свой пременяют они на радостный и младыми крыльями своими на стретение ей летети порываются.