Собрание сочинений в 2-х томах. Том 2

Сей день окончил долговременное молчание, избранные сенаторы, которое наблюдал я во времена сии, не от страха, но от печали и стыда; равномерно сделал он начало, которое желал я и чувствовал, изъяснять мнении мои по прежнему обыкновению, ибо как могу в молчании оставить таковую кротость, столь необыкновенное и неслыханное милосердие, таковой порядок всех вещей в вышнем правлении и, наконец, невероятную и почти божественную премудрость. Когда вам, почтенные сенаторы, и республике возвращен Марцелл, то почитаю я сохраненною и возвращенною не только его, но и мою власть и голос. И действительно, весьма я огорчен был, когда видел не в одном со мною благополучии такого человека, который одни имел со мною обстоятельства. Я не мог сам себя принудить и почитал за несправедливое продолжать древнее жизни моей обыкновение, разлучен будучи с последователем и подражателем трудов моих и стараний, равно как с спутником и товарищем моим. Итак, дозволил мне ты, К[ай] Цесарь, прежнее мое и запрещенное обыкновение жизни и тем подал некоторый знак надежды о благополучии всея республики. Я мог то приметить по многим, по большей же части по себе самом, но за несколько времени почти и по всем, что ты, возвратя Марцелла сенату и римскому народу, упомянув особливо о его преступлении, предпочитаешь власть сенаторскую и достоинство республики собственным огорчениям и подозрениям. Но он плоды жизни своей, употребленной на пользу, собирает в сей день с общего согласия сената и твоего вышнего и важнейшего повеления, из чего ясно видишь, сколь великая похвала в данном благодеянии, когда в полученном таковая есть слава. Благополучен тот, счастием коего не менее все, как и сам он, обрадованы. Чего по его заслугам и по справедливости он достоин, ибо кто превосходит его благородством, честностью, старанием о полезных науках, невинностью или другою еще добродетелью, достойною славы.

ГЛАВА II

Никто не может иметь таковую остроту разума, таковой силы во слове или писании, которая бы в состоянии была, не говорю — выхвалить по достоинству, но только описать, Цесарь, великие дела твои. Но я сие утверждаю и с твоего дозволения сказать могу, что во всем том нет совершенно похвалы, кроме сей, которою почтен ты в сей день. Часто имею я случаи представлять и изображать словами, что все дела наших государей, все дела дальних и сильнейших народов, также и царей преславных, не могу сравнить с твоими ни в множестве трудов, ни в числе сражений, ни в различии стран, ни в способности исполнять предприятия, ни в несходстве войны. Никто скорое по может достичь столь отдаленных стран, как ты не только путешествием своим, но и победами оные прославил. Безумным бы я казался, если бы не признавал дела твои такими, коих ум или мысли почти понять не могут. Но есть еще большие: ибо обыкновенно похвалу героев умаляют словами, лишают оной полководцев, приписывают ее многим, чтобы начальники не имели одни славы победы. И действительно, в оружии храбрость воинов, способность местоположения, помощь союзников, флоты, припасы великую подают помощь; и большую часть славы получает счастие, как бы по некоторому праву своему; и что благополучно окончено, то и прославляется.

Но как той славы, которая о тебе, Цесарь, за несколько пред сим временем гремела, никого участником не имеешь, то вся она, сколько ни велика, в самом деле одному тебе приписывается. Никакого участия не имеют в ней начальники, полководцы, пехота и конница; равномерно, как и правитель всех дел человеческих, счастие, не хочет иметь славы твоей, тебе ее оставляет и признается, что одному тебе она собственна, ибо дерзость не мешается никогда с премудростию, и сие должно приписывать одному случаю.

ГЛАВА III

Ты усмирил жестоких варваров, неисчислимых множеством, имеющих пространные жилища, изобилующих во всех родах довольства; но со всем тем победил то, что имеет натуру и состояние быть побеждено. Нет еще такой крепости, которая бы железом и силою не могла прийти и слабость и повреждение. Но умерять страсти свои, воздержать гнев свой, в победах поступать великодушно, неприятеля благородного, разумного и (добро) храброго не только сраженного восставить, но и умножить прежнее его достоинство, — сие кто делает, того не с великими людьми я сравниваю, но почитаю подобным самим богам. Итак, Цесарь, слава твоего геройства прославляется не только нашим, но и всех народов языком и писанием, и ни один век не умолчит о великих делах твоих. Но таковые дела, когда читаемы бывают, возмущаются, не знаю каковым, шумом, и криком войнов, и гласом труб воинских. Но когда читаем или слушаем о деле, учиненном справедливо, кротко, великодушно, воздержанно и премудро, особливо во гневе, который подает противные советы, и в победе, коей свойство есть гордость, то такую чувствуем любовь не только к бывшим истинно делам, но и к вымышленным, что иногда, совсем их не видя, почитаем.