Читаем Собрание сочинений в 2-х томах. Том 2 полностью

Господин Вобан, сей военный гражданин, созидающий рукою крепости, а другою поля наши измеряющий, сей истинный патриот, который, если б мы его послушали, сделал бы нас гораздо богатее учреждением королевской десятины, нежели завоеванием городов, сей господин Вобан говорит, что Франция имеет около 82 миллионов годных десятин, которые бы могли быть паханы, и что она своими произращениями может прокормить до 26 миллионов жителей. Но мы знаем, что для прокормления и 18 миллионов ищет она ныне помощи у чужестранцев. Чего ради делаю я сие счисление: когда 82 миллиона десятин могут прокормить 26 миллионов, то потребно только 57 миллионов десятин для прокормления нынешних жителей, которые состоят в 18 миллионах; но если б я следовал точнее, то бы такового числа, конечно, не нашел. Оставим на несколько сии плачевные размышления и заключим, что убыток состоит в 25 миллионах десятин. Я думаю, что большую часть сего числа можно положить на счет бедного дворянства. Вот мое мнение. Известно, что государства земли свои пахать по-надлежащему заставляют затем, что они богаты. Равным образом и землепашец, землю свою собственными своими руками к плодородию привлекающий, ничего надлежащего не упускает и ни малейшего иждивения на то не употребляет. Бедное дворянство совсем в других обстоятельствах. Если оно землю свою пашет прилежно, то претерпеваемые на то убытки превосходят его силу. Дворянин оставляет пустыми свои земли, ибо в противном случае лишится он и всего пропитания. Оставляет он земли свои откупщику, который смотрит на одну настоящую пользу: он учреждает барыши свои и помышляет более о повреждении, нежели об исправлении. Итак, 10 или 12 миллионов десятин остается у дворян бесплодными. Какая трата!

Вообразим же теперь дворянство торгующее. Тогда изобилие возьмет место у недостатка. Купечество распространяет и приводит в совершенство земледелие. Сие испытала Англия. Мы научили ее вкусу, учтивости, музыке, обхождению и художествам, а ныне станем учиться у нее купечеству и земледелию. Когда мы почитаемся учителями в государстве, остротою paзума блистающем, то не имеем мы причины ставить себе то в стыд, чтоб быть учениками в тех работных дворах, где найти можно одно только общее понятие.

В 1545 году англичане почти никакого купечества не имели, и земли их, так, как и прочих бедных народов, были худо паханы. Дворянские владения более всех запущены были, ибо помещики, кроме рыцарских забав, ни о чем не помышляли. Началося купечество — и земледелие процветать стало. Между тем, не удержало оно себя в сем первом движении; было также время праздности; но единая жена, или паче великий муж, королева Елисавета, сообщила оному крепость души своея. Неправедный владетель Кромвель, коего память проклинается, хотя великий дух его и пользу делал общую, устремил взор свой на купечество, яко на жизненное древо, и прорастил многие ветви водою и сухим путем. Дворяне и разночинцы устремились к оному, и с тех пор земли их новое существо восприяли. Можно бы сказать, что в натуре сего острова произошла великая перемена и что другое солнце сделало его плодородным. Под владением Генриха Осьмого едва могла Англия жить своими плодами, а вывоз хлеба был запрещен накрепко. При Карле Втором должно было помышлять о вывозе. Ныне отворяет магазейны свои Англия Голландии, Гишпании, Португалии и нам самим, прежде ее питающим. Между тем, нет такой страны, где бы в равной окружности был столь великий расход хлеба. Один пивной сбор более 19 миллионов нашея монеты приносит. Земледелец, который у нас все свое честолюбие полагает в платеже оброка, исторгая хлеб из рук своих детей, сей земледелец видел возрастающее свое счастие с купечественным торгом. Большая часть имеет 50, 100 и 200 фунтов стерлингов доходу.

Возвратимся к рассуждению о землях французского дворянства и исследуем, какую от того пользу государство иметь может. Мы уже сказали, что от 25 миллионов десятин, не приносящих плода, большая часть должна приписана быть дворянству. Положим только 10, а может быть и 12 миллионов, которые делает плодородными обогащенное купечеством дворянство, то из сего землепашества вижу я довольное содержание для трех или четырех миллионов людей. Сим хлебом многие наши провинции могут быть содержаны. Англия содержит из них некоторые, а мы даем ей за то деньги, то есть даем оружие для умножения того, которое она противу нас кует непрестанно. Наконец отворим глаза свои и увидим, что земледельство и купечество ступают всегда равными шагами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза