Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон

— Да, да, — заторопился Алексей Петрович. — Значит, так: вся техника, как я уже вам сказал, в лесу у возчика. После нашей встречи у собора я обследовал местность. К вашей келье есть отдельная, уединенная дорожка через сад. Может, охранка еще не поставила туда шпиков. Тогда все отлично — мы с возчиком в два приема перетащим сюда типографию. Если шпики стоят, придется идти напролом. Другого выхода нет.

— Я не понимаю одного, зачем эти сложности? Не проще ли было напечатать прокламацию в Саратове, чем тащить сюда технику?

— Я тоже задавал товарищам этот вопрос, но мне сказали, что прокламация, напечатанная и помеченная Саровом, произведет большее впечатление. Кроме того, мне сказано, что на месте, мол, будет виднее, что писать. Стало быть, листовку нам надо сочинить на местном материале. В этом, конечно, есть свой смысл, тем более что прокламацию общего характера сюда должны доставить туляки. Я тут кое-что узнал. Например, насчет чудес… Святые отцы подобрали людей, которые за приличную мзду объявят, что они исцелились у гроба Серафима.

— Фу, какая мерзость! — с отвращением сказала Таня. — Неужели это правда?

— Ручаюсь головой! Я наткнулся на одного знакомца, он, конечно, не знает, что меня принесло сюда. Так вот, он числится в реестре подлежащих исцелению. Уже получил задаток. Он это сделал из озорства, а монахам все равно: лишь бы были чудеса.

— Мерзавцы!

— Что касается техники, то она — мое личное добро, — объяснил Алексей Петрович с веселым огоньком в глазах. — Я три года ее собирал и таскал повсюду. И в Дворики повезу. Может, и там пригодится.

Таня была рада, что в Двориках будет еще один свой человек.

— Поглядите, что делается на улице! — попросил Алексей Петрович.

Таня погасила свечу, открыла ставни.

— Темень непроглядная.

— До скорого свидания!

…Когда мутный рассвет пополз над землей, Алексей Петрович мирно спал в чуланчике, подложив под голову тужурку и накрывшись монашеской ряской. Спала и Таня, но тревожно, то и дело просыпаясь и выглядывая в окно.

Встали они рано и принялись сочинять прокламацию, решив к вечеру набрать ее, а ночью напечатать.

Утром следующего дня в монастыре появилась прокламация Тульского комитета, а через день вышла листовка, помеченная Саровом и подписанная Саратовским комитетом РСДРП.

В сумеречный предрассветный час народ собирался к утренней обедне. Кто-то бросил в толпу листовки. Богомольцы кинулись подбирать их.

Агенты охранки отметили в своих донесениях, что кое-кто из молящихся читал листовки во время службы. Сообщалось также, что после обедни на берегу Саровки можно было заметить кучки людей, которые слушали чтение прокламаций. Иные отплевывались, другие чесали в затылках, раздавались возмущенные голоса насчет обмана с мощами.

Охранке попались отдельные экземпляры прокламаций, найденные в соборе, несколько штук нашли в соборном алтаре, кое-кто из высших духовных чинов обнаружил их в карманах ряс.

Поиски распространителей листовок ни к чему не привели.

Глава пятая

1

Маленький, согбенный старичок, носивший до принятия монашества имя Прохора Мошнина, сын курского купчика, утешавший людей в их горестях надеждой на воздаяния в том мире, где несть печали и воздыханий, далекий от мысли о собственной святости и умерший в Сарове семьдесят лет тому назад, перевернулся бы в гробу, узнай, какой скандал начался вокруг нескольких костей, оставшихся от его тела.

Тамбовский архиерей Георгий, хитрый и злоехидный монах, вытащивший двориковскую знахарку в высшие сферы и за то осыпанный милостями, споткнулся и лишился всех воздаваемых ему почестей из-за костей старца Серафима.

Архиерей был глубоко возмущен тем, что канкан с прославлением мощей саровского угодника начал Победоносцев, старинный его недруг, действовавший притом в обход преосвященного и вырвавший у него первородство идеи, а, стало быть, и все последующие царские милости. Георгий придрался к нарушению правил и обычаев канонизации святых и отказался участвовать в злодейском, как он выразился, святотатстве. Акт о чудесах, якобы совершавшихся на могиле Серафима с первого же дня его смерти, он не захотел подписать. На присланных к нему из Святейшего синода попов и епископов, которым поручили вскрыть гроб Серафима, он кричал, гневно стуча посохом:

— Серафим должен быть прославлен не ранее, как через сто лет после смерти — таков закон и святой обычай! Я никому не позволю прикоснуться к гробу старца. Я запрещаю настоятелю монастыря допускать к могиле Серафима любую комиссию, хотя бы посланную высшими князьями церкви.

Аликс, узнав от Победоносцева о дерзком поведении тамбовского архиерея, пришла в бешенство.

— Вот еще новости! Ждать тридцать лет!.. Только угодник Серафим вымолит нам у господа наследника… Выгнать вон этого подлого старика!

Аликс нажаловалась мужу. Николай, атакуемый женой, потихоньку сдавался, а наветы Победоносцева окончательно решили дело: Георгия перевели в Астрахань.