Собрание сочинений в 8 томах. Книги 1-8

«Лолита! Низмат! Шарад!» — кричали они с утра до вечера, и эти крики отдавались в его сердце радостью и тяжелым упреком, заставляли думать о своей судьбе.

Происшествие во дворце раджи и встреча с Пирсом оставили глубокий след в душе Ариэля. Он как будто сразу перешел от своего искусственно привитого инфантилизма к зрелости, хотя еще сам не вполне сознавал происшедшую в нем перемену.

До сих пор он был пассивным орудием в руках других. В Дандарате он научился только симулировать, скрывать свои мысли и настроения. Улетев из Дандарата, он жил в страхе вновь оказаться в руках Пирса. Парализованный этим страхом, он даже не думал о какой-то активной борьбе, о том, чтобы отстоять свое право жить так, как ему хочется, а не так, как того хотят другие.

Страх загнал его в эти дебри, лишил общества людей, среди которых есть и добрые, обрек на одиночество. И вдруг в нем проснулись человеческая гордость и возмущение. Нет, он не останется в джунглях! Он полетит к людям и добьется своего права жить среди них!

Почему бы ему не воспользоваться своим необычайным преимуществом? Летающий человек может многое сделать! Что именно — он еще не представлял, он еще мало знал жизнь людей. «Но время само покажет, что надо делать», — решил Ариэль и начал собираться в путь.

Он нашел орех, сок которого окрашивал кожу в коричневый цвет. В таком виде его можно было принять и за индуса и за европейца с сильным загаром. Окраска несколько бледнела после купанья, но все же сохранялась. Он осмотрел рубашку и простыню, выстирал их и даже попробовал выгладить нагретыми на солнце камнями. Сделав небольшой запас плодов, он однажды ранним утром пустился в путь.

Глава тридцать вторая «НОВООБРАЩЕННЫЙ»

Пастор Эдвин Кингсли снял очки, вздохнул, откинулся на спинку кресла и поднял вверх глаза. На стене перед ним висел портрет короля с длинным англосаксонским лицом и фамильными большими, немного выпуклыми глазами, рядом портреты вице-короля Индии, сурового лорда с тонкими губами, и спископа Кентерберийского в церковном облачении. Король и вице-король повернули головы в сторону, как бы отворачиваясь от пастора, а епископ смотрел прямо в глаза с упреком, как показалось Кингсли, миссионеру, не оправдавшему надежд.

Что скажет его преосвященство, до сих пор покровительствовавший пастору, когда прочтет его последний отчет?

Три недели пастор Кингсли корпел над этим отчетом, стараясь изложить положение вещей в благоприятном для себя свете.

Обращение жителей Индии в христианство вначале шло очень успешно. Кингсли в своих отчетах давал понять, что причиною больших успехов были его миссионерская рачительность и талант проповедника.

На самом деле причина была иная: пастор привлекал в стадо Христово овец — «язычников» — из самых низших, презираемых каст. Для них переход в христианство был выгоден, так как несколько улучшал их бесправное положение. Немалую роль играли и серебряные крестики и дешевые подарки, которые получали при крещении обращенные в христианство. Но вдруг все изменилось. Некоторые индийские религиозные общества, обеспокоенные увеличением числа переходивших в христианство, придумали особый обряд очищения для париев, что ставило их в правовом отношении на ступеньку выше. И хотя такое новшество вызывало возражения со стороны наиболее консервативных обществ «правоверных», оно имело успех. Многие парии предпочитали теперь очищение крещению. И миссионерские успехи Кингсли сразу прекратились. Все труднее становилось привлекать прозелитов. Отпадали от христианства и обращенные.

Пастор Кингсли оказался в очень затруднительном положении. Он потерял аппетит и покой. Днем он трудился до пота над хитроумным отчетом, ночами изобретал средства, которые могли бы поправить дело. Он составлял красноречивые проповеди, совершал миссионерские поездки в самые отдаленные селения прихода, но ничто не помогало. Этих язычников и идолопоклонников можно пронять только чудом, доказав превосходство христианского бога. Но где взять чудо?

— Джон! Завтрак мистеру Кингсли! — услышал пастор голос своей сестры, старой девы мисс Флоренсы Кингсли.

Вошел мальчик-индус с подносом, на котором стояли дымящийся кофейник, чашка, тарелка с яичницей и гренками.

Это был крестник «тетушки Флоренсы» (так звали в доме сестру пастора), Пареш, получивший при крещении имя Джона. На нем был серебряный пояс — подарок крестной,, ради которого он и крестился, — на шее крестик и серебряный амулет, доставшийся от покойных родителей. С ним Пареш-Джон ни за что не хотел расстаться.

Принимая кофе, пастор посмотрел на крест и амулет и, вздохнув, подумал: «Вот и все они таковы. На груди и крест и амулет, а в груди...»

— Мистер пастор, кажется, занят... — услышал пастор из другой комнаты голос своей дочери Сусанны. Она с кем-то говорила на хиндустани.

Мистер Кингсли насторожился. А вдруг это какой-нибудь индус, слушавший его проповедь и пожелавший принять крещение? И, забыв о завтраке, пастор наскоро надел на. пижаму халат и поспешил р переднюю.