Собрание сочинений в 8 томах. Том 1. Рассказы и повести; Скандалист, или Вечера на Васильевском острове: Роман

— Чертова бабушка! — кричал скульптор, бегая по лавке и со всей силой теребя бороду. — Кому вы его продали?

— Молчите, — промолвил незнакомец, — кажется, постучали в дверь.

В дверь осторожно постучали.

«Дело идет к концу, — подумал я, а старуха плюнула с озлоблением и пошла отворить новому посетителю.

— Фрау, — быстро заговорил вошедший, нимало не обращая внимания на странные позы, в которых находились присутствующие: это был студент Роберт Бир, и в руке он держал что-то старательно завернутое.

— Дорогая фрау, тут на днях я купил у вас одну вещицу, вот она у меня в руках… Так не можете ли вы назвать мне имя того скульптора, который ее сделал.

Он быстро развернул пакет, и бронзовая статуэтка матово отразилась в лунном свете и отбросила тонкую тень.

— Генрих, — закричал скульптор, бросаясь к статуэтке и схватывая ее обеими руками, — это он, это Генрих Борн…

Бронзовый человечек хранил полную неподвижность и вечное молчанье.

— …гольм, — окончил Бир, — так это вы сделали эту статуэтку?

Скульптор принялся лихорадочно быстро завертывать ее в обрывки бумаги.

— Так разрешите мне узнать, — спросил Бир с твердостью и непременным желанием выяснить наконец непонятный случай, — чем объяснить…

— Виноват, — вступился незнакомец, теряя терпение, — виноват, господин студент, разрешите мне у вас справиться, не известно ли вам что-либо точное касательно Генриха Борнгольма? Дело в том, что это лицо…

— Молчите, — закричал Бир, пугаясь, что и на этот раз ничего выяснить не удастся, — Генрих Борнгольм, или, вернее, тот шарлатан, который выдает себя за Генриха Борнгольма, находится сейчас у меня в квартире, а что касается до подлинного Генриха Борнгольма, то о нем-то я и хотел спросить у господина скульптора.

— Довольно, — сказал я, входя наконец в лавку, — что вы тут путаете, никак не могу разобрать? Да и стоит ли волноваться из-за такой мелочи?

Незнакомец вновь скрылся в тени. Он был умен и тотчас почувствовал мои намерения.

Я взял большущую лампу с синим абажуром и зажег ее ярким пламенем, чтобы перед разлукой еще раз внимательно поглядеть на присутствующих.

— Будет тебе, будет тебе, сочинитель, — проворчала фрау Бах, — что ты тут, как дома у себя, распоряжаешься?

— Молчите, фрау Бах, — промолвил я с полным спокойствием, — мне нужно сказать всем вам пару слов, прежде чем с вами проститься.

Я встал на стул, взмахнул руками и сказал:

— Вниманье! — и тотчас лица всех присутствующих обратились ко мне.

— Вниманье! Это последняя глава, дорогие мои, и нам придется скоро расстаться. Каждого из вас я сердечно полюбил, мне будет очень тяжела разлука с вами. Но время идет, сюжет исчерпан, и не было бы ничего скучнее, как оживить статуэтку, снова превратив ее в студента Борнгольма, а потом женить его на добродетельной Гретхен. По правде говоря, я не вижу в этой девушке больших достоинств и, уж наверное, не ее прочил бы в жены моему студенту. Подобно этому я вовсе не намерен вернуть достопочтенному Geheimrat’y дар речи. Он снова начал бы вбивать в студенческие головы мудрость германского философа, а я, подобно Роберту Биру, не поклонник Иммануила Канта.

— Много ты понимаешь в Иммануиле Канте, — прошептал Бир.

— Что касается до вас, дорогой незнакомец, то ведь мы старые друзья, и я сердечно надеюсь еще не раз встретиться с вами и в полной мере воспользоваться вашими услугами.

— Роберту Биру, — сказал я, помолчав с минуту, — желаю полного преуспеяния в науках — пусть только он пореже посещает Глаубенштока, Мейера и Кунца, а старушку Бах попрошу не являться ко мне поздней ночью, когда ветер бьет в окна и я наедине с одиночеством…

— Осмелюсь заметить, — перебил меня незнакомец, — желательно было бы получить от вас, дорогой сочинитель, некоторые разъяснения.

— Да? — сказал я и удивленно поднял брови. — Вам что-либо показалось неясным?

— Осмелюсь спросить, — продолжал незнакомец с вежливостью, но хитро улыбаясь, — относительно шарлатана, который…

— Тсс, — перебил я его осторожным шепотом, — о шарлатане ни слова. На вашем месте, дорогой друг, — продолжал я, обращаясь к незнакомцу, — я бы спросил, почему замолчал профессор.

— Вы подсыпали в конверт какое-нибудь ядовитое снадобье, — сказал Бир.

— Пустое, — отвечал я, — вы недогадливый юноша, Роберт Бир. Профессор замолчал, потому что…

Но тут старуха Бах потушила лампу. Я в темноте осторожно слез со стола, с нежностью пожал руки присутствующим и вышел.

1921

ПЯТЫЙ СТРАННИК

Серапионовым братьям

ПРЕДИСЛОВИЕ

Я говорю не в укор и не в осуждение: я — человек из глины. Точнее: я хочу слепить человека из глины.

4 декабря 1921 года я сделал это необыкновенное открытие, которое, несомненно, будет иметь огромное влияние на всю мою последующую жизнь. Убедившись в совершенной непреложности странного случая, я пытался исследовать причины, которыми он был вызван, и пришел к следующим результатам.