Собрание сочинений в 8 томах. Том 4. Современная история

— А я, напротив, думаю,— возразил г-н Бержере,— что евреи исключительно легко ассимилируются и что они самая пластичная и податливая порода людей на свете. Как некогда племянница Мардохея пошла в гарем Ассура ^{247}, так же охотно и теперь дочери еврейских финансистов выходят замуж за наследников самых знатных имен христианской Франции. После этих браков уже поздно говорить о несовместимости двух рас. А кроме того, я считаю вредным делать в стране различие между расами. Отечество не определяется расой. Нет в Европе ни одного народа, который не состоял бы из множества слившихся и смешавшихся рас. Когда Цезарь вступил в Галлию, она была населена кельтами, галлами, иберийцами — народами различного происхождения, разной веры. Племена, сооружавшие дольмены ^{248}, отличались по крови от тех, которые чтили бардов и друидов ^{249}. Благодаря нашествиям к этому человеческому месиву прибавились еще германцы, римляне, сарацины, и все это составило один народ, народ героический и очаровательный — Францию, которая еще недавно учила Европу и весь мир справедливости, свободе, философии. Вспомните прекрасные слова Ренана; мне хотелось бы привести их со всею точностью: «Память о великих деяниях, сообща совершенных в прошлом, и желание совершать их в будущем — вот в чем единство народа».

— Отлично,— сказал г-н де Термондр,— но у меня нет никакой охоты совершать великие деяния сообща с евреями,— так что я остаюсь антисемитом.

— Уверены ли вы, что можете быть антисемитом в полной мере? — спросил г-н Бержере.

— Не понимаю вас,— сказал г-н де Термондр.

— В таком случае объясню,— ответил г-н Бержере.— Можно установить неизменный факт: всякий раз, как нападают на евреев, находится немало евреев, которые становятся на сторону нападающих. Так именно случилось во времена Тита.

В этом месте разговора Рике сел посреди дороги и покорно посмотрел на хозяина.

— Вы согласитесь,— продолжал г-н Бержере,— что между шестьдесят седьмым и семидесятым годами нашей эры Тит проявил себя достаточно заядлым антисемитом. Он захватил Иотапату и истребил всех жителей. Он овладел Иерусалимом, сжег храм, превратил город в груду пепла и развалин, которая уже не имела имени и несколько лет спустя была названа Элиа-Капитолина. Он велел отправить в Рим священный семисвечник для своего триумфального въезда. Не в обиду вам будь сказано, я думаю, что вам никогда не удастся достигнуть таких пределов антисемитизма. Так вот! Тит, разрушитель Иерусалима, сохранил множество друзей среди евреев. Береника ^{250} была к нему нежно привязана, и вы знаете, что разлучились они против своей воли. Иосиф Флавий ^{251} был ему предан всей душой, а он был отнюдь не последним среди своих единоплеменников. Он происходил от царей асмонейских, жил как суровый фарисей и довольно правильно писал по-гречески. После разрушения храма и священного города он последовал за Титом в Рим и вошел в доверие к императору. Он получил право гражданства, звание римского всадника и пожизненное содержание. И не думайте, сударь, что он считал себя предателем иудаизма. Напротив, он оставался верен закону и тщательно собирал национальные древности. Одним словом, он был по-своему правоверным евреем и в то же время другом Тита. И такие Флавии во все времена водились в Израиле. Как вы сказали, я живу в отдалении от света и от людей, которые в нем копошатся. Но я был бы очень удивлен, если бы евреи и на этот раз не раскололись и изрядное число их не оказалось в вашем лагере.

— Некоторые действительно присоединились к нам,— подтвердил г-н де Термондр.— Это служит к их чести.

— Так я и думал,— сказал г-н Бержере.— И, вероятно, среди них есть ловкачи, которые построят свое благополучие на антисемитизме. Лет тридцать тому назад передавали остроту одного сенатора, человека очень умного, который восхищался способностью евреев преуспевать и приводил в пример одного придворного священника из евреев: «Вот видите,— говорил он,— еврей получил священство и пролезет в преосвященство». Не будем воскрешать варварских предрассудков. Не будем доискиваться, еврей ли этот человек, или христианин, а лучше спросим, честен ли он и полезен ли для страны.

Лошадь г-на де Термондра зафыркала, и Рике, подойдя к хозяину, пригласил его умоляющим и кротким взглядом продолжать начатую прогулку.

— Не думайте, во всяком случае,— сказал г-н де Термондр,— что я осуждаю всех евреев без разбора. У меня есть среди них отличные друзья. А антисемит я — из патриотизма.

Он протянул руку г-ну Бержере, припустил лошадь и спокойно продолжал свой путь. Но профессор филологического факультета окликнул его:

— Э, дорогой господин де Термондр, послушайтесь совета: раз уж отношения испортились, раз уж вы и ваши друзья поссорились с евреями, то по крайней мере не оставайтесь перед ними в долгу и верните им бога, которого вы у них взяли. Ведь вы у них взяли их бога!

— Иегову? — спросил г-н де Термондр.