Собрание сочинений в четырёх томах. Том 1. Рассказы, сказки, повести

— Вы бы хоть на минутку давали отдохнуть своему репродуктору, — говорила Геннадию Варсонофьевичу Людмила Дмитриевна.

— А пусть себе, — добродушно отвечал Геннадий Варсонофьевич. — Кому он мешает? Пусть поговорит, а мы послушаем.

— Так нельзя ли хоть чуточку тише? — просили жильцы.

— Отчего же нельзя! Тише можно, — соглашался Геннадий Варсонофьевич.

Он и на самом деле поворачивал регулятор громкости, чтобы было потише, но через минуту громкоговоритель снова работал на полную мощность. Жильцы были в отчаянии и только разводили руками, не зная, что предпринять, а Виталий Сергеевич выходил из себя и говорил:

— Честное слово, мне невмоготу больше! Я взялся рассчитать дома для завода одну конструкцию и никак не могу сосредоточиться из-за этого репродуктора. Вот увидите, я пойду к управдому жаловаться.

Однажды, когда его терпение окончательно лопнуло, он действительно помчался в домоуправление. Там как раз в это время уже был один из жильцов. Он хотел приобрести в магазине в рассрочку мебель и пришёл к секретарше за справкой.

Увидев управдома, который сидел за столом у окна, Виталий Сергеевич спросил:

— Товарищ управдом, скажите, пожалуйста, можно шуметь у себя в комнате на всю квартиру и мешать людям спать с шести часов утра?

— Зачем же это вам вдруг понадобилось шуметь на всю квартиру, да ещё с шести утра? — удивился управдом.

— Вы лучше подождите немного, — пошутил жилец, который пришёл за справкой. — Вот построят при коммунизме для всех дома́ со стенами пятиметровой толщины, тогда и шумите себе на здоровье.

— Научиться внимательно относиться друг к другу гораздо легче, чем делать пятиметровые стены, — откликнулась секретарша. — Я думаю, что при коммунизме у нас все будут сознательными, никто не станет шуметь, и ваши пятиметровые стены никому не понадобятся. А вы, гражданин, постеснялись бы шуметь, — обратилась она к Виталию Сергеевичу.

— Да разве это я шумлю? — удивился Виталий Сергеевич.

— Кто же у вас шумит в таком случае? — спросил управдом.

— Шумит наш новый жилец Геннадий Варсонофьевич, Моржов по фамилии.

— Как же он там шумит, этот ваш Моржов?

— Радио включает в неположенные часы. Прямо никакого спасения нет!

— А вы говорили ему, что так делать нельзя?

— Говорили, да он ничего слушать не хочет. Говорит: мне так удобнее!

— «Удобнее»! — с горькой усмешкой сказал управдом. — Сегодня ему удобнее шуметь на всю квартиру, не считаясь с людьми, а завтра станет удобнее взять чужую вещь или обокрасть ювелирный магазин. С этого «удобнее» всё зло и начинается. Вы не смейтесь, — сказал он, заметив на лице секретарши улыбку.

— Я не смеюсь, — ответила секретарша. — Я как раз уверена, что всё нехорошее начинается с неуважения к людям, от невнимания к ним, от недостатка чуткости.

— Ну хорошо, — сказал управдом, обращаясь к Виталию Сергеевичу. — Я зайду к этому вашему Моржову, поговорю с ним.

В тот же вечер он на самом деле зашёл к Моржову. Поздоровавшись с хозяином и покосившись на стоявший в углу комнаты на небольшом столике репродуктор, из которого вырывались бодрые звуки марша, управдом стащил с головы шапку и приветливо сказал:

— Ну как устроились, Геннадий Варсонофьевич? Поздравляю вас с новосельем!

— Спасибо, устроился хорошо, — пробасил Моржов, улыбаясь во весь рот и разглаживая рукой усы, отчего его глаза приняли какое-то хитроватое выражение.

— Что ж, я вижу, что хорошо, — ответил управдом, оглядываясь по сторонам.

— Что вы сказали? — спросил, не расслышав, Моржов.

— Вижу, что хорошо! — закричал управдом, стараясь заглушить радио.

— А-а, — понимающе протянул Моржов и прокричал в ответ: — Садитесь, будьте как дома!

Управдом присел на диван, положил на колени портфель и шапку и, снова покосившись на репродуктор, спросил:

— Что это, Геннадий Варсонофьевич, радио у вас всегда так громко играет?

— Что? — опять не расслышал Моржов.

— Радио, говорю, всегда так громко играет?! — закричал управдом изо всех сил.

— Всегда! — закричал Моржов. — То есть нет, нет, не всегда! — замахал он руками. — Иногда только!

— Так нельзя ли выключить на минутку?

— Что? — Моржов приложил к уху руку, чтобы лучше слышать.

— Вы-клю-чить на ми-нут-ку! — закричал управдом прямо ему в ухо.

— Ах, выключить! — улыбнулся Геннадий Варсонофьевич. — Зачем же его выключать? Можно сделать потише.

Он отрегулировал громкоговоритель, и музыка стала тише.

— Ну вот, — облегчённо вздохнул управдом, — а то ведь даже себя не слышишь!

— Как вы сказали? Себя не слышишь? Хах-ха-а!

Моржов захохотал так громко, что в соседней комнате заплакал от испуга ребёнок, а управдом от неожиданности вздрогнул и даже забыл на минуту, зачем пришёл. Постепенно он, однако, опомнился и сказал:

— Мне тут, голубчик, соседи жаловались, что вы включаете радио в неположенные часы.

— А разве нельзя?

— Почему же нельзя, голубчик? Можно! Но зачем же так громко?

— Так я же не громко.

— Где же не громко! — возразил управдом. — Вот я к вам из домоуправления шёл, так, поверите ли, на улице слышно.

— Что вы говорите? — удивился Моржов. — На улице слышно? А-хах-ха!