Читаем Собрание сочинений в десяти томах. Том десятый. Об искусстве и литературе полностью

Гость.Да, да, да, это в обычае новейших господ философов — все пересаживать на свою почву. Что ж, так, пожалуй, и проще: подгонять мир к известной идее куда удобнее, чем подчинять свои представления смыслу вещей.

Я.Здесь речь идет не о метафизическом споре.

Гость.От которого я бы попросил меня уволить.

Я.Я допускаю, что природу можно мыслить независимо от человека, искусство же вынуждено с ним считаться, ибо оно существует благодаря человеку и для человека.

Гость.К чему это клонится?

Я.Ведь и вы, признав характерное целью искусства, приглашаете в судьи рассудок, способный это характерное опознать.

Гость.Безусловно. То, чего не постигает мой разум, для меня не существует.

Я.Но человек ведь не только мыслящее, но одновременно и чувствующее существо. Он нечто целостное, единство различных сил, тесно связанных между собой. К этому-то целому и должно взывать произведение искусства, оно должно соответствовать этому разнообразному единству, этому слитному разнообразию.

Гость.Не заводите меня в лабиринт, ибо кто поможет нам оттуда выбраться?

Я.

Тогда самое лучшее прекратить разговор и каждому остаться на своей позиции.

Гость.Я, во всяком случае, своей не покину.

Я.Может быть, мне удастся быстро найти средство, чтобы один из нас сумел если не посещать другого на его позиции, то, по крайней мере, за ним наблюдать.

Гость.Назовите это средство.

Я.Представим себе на минуту искусство в его возникновении.

Гость.Хорошо.

Я.Проследим путь произведения искусства к совершенству.

Гость.Я могу за вами следовать только по пути опыта. Крутые дорожки спекулятивного мышления — не для меня.

Я.Вы разрешите мне начать с самого начала?

Гость.Прошу!

Я.

Человек чувствует влечение к какому-нибудь предмету, будь это даже только живое существо.

Гость.Например, к этой смирной комнатной собачке.

Юлия.Поди сюда, Белло, тебе выпала немалая честь служить примером в подобном споре.

Я.Право же, собачка достаточно мила! И, почувствуй человек, которого мы здесь имеем в виду, страсть к подражанию, он бы, несомненно, попытался каким-нибудь способом изобразить это создание. Допустим даже, что подражание ему вполне удалось, но и тогда мы мало от этого выиграем, ибо в результате получим всего-навсего двух Белло вместо одного.

Гость.Я не хочу перебивать вас и жду, что из этого получится.

Я.Представьте себе, что человек, которого мы за его талант будем в дальнейшем называть художником, на этом не успокоится, что его склонность покажется ему слишком узкой, слишком ограниченной, что он пустится на поиски других индивидуумов, других вариаций, видов, пород, так что в конце концов перед ним очутится уже не существо, а понятие о существе, и его-то он и изобразит средствами своего искусства.

Гость.Браво! Это будет человек в моем вкусе! И произведение искусства у него, несомненно, получится характерным.

Я.Безусловно.

Гость.На этом я бы успокоился и ничего больше не стал бы требовать.

Я.А мы подымемся выше.

Гость.

Я отстану.

Дядюшка.Я же для пробы пойду с вами.

Я.Благодаря этой операции, несомненно, возникает канон — образцовый, ценный для науки, но не удовлетворяющий душу.

Гость.А как вы хотите удовлетворить чудаческим требованиям этой милой души?

Я.Здесь нет никакого чудачества, просто душа не позволяет посягать на свои справедливые запросы. Старое сказание повествует о том, как однажды элохимы сговаривались между собой: «Давайте сделаем человека по нашему образу и подобию». А следовательно, и человек может с полным правом сказать: «Давайте сделаем богов по нашему образу и подобию».

Гость.Ну, здесь мы попадаем в весьма темную сферу!

Я.Существует только один свет, чтобы осветить ее.

Гость.И это?

Я.Разум.

Гость.Трудно решить, свет ли это или блуждающий огонек.

Я.

Не будем его называть по имени, а лучше спросим себя, какие требования дух предъявляет к произведению искусства. Здесь не только должна быть удовлетворена известная ограниченная склонность и любознательность, не только упорядочены и успокоены знания, которыми мы обладаем, здесь жаждет пробуждения то высшее, что в нас заложено, мы хотим почитать и сами чувствовать себя достойными почитания.

Гость.Я перестаю понимать вас.

Дядюшка.А я, кажется, могу в известной степени следовать за его мыслью, и мне хочется на примере показать вам, как далеко я пойду за нею. Предположим, что тот художник отлил из бронзы орла, который прекрасно выражает все признаки своей породы, но вот он пожелал посадить его на Юпитеров скипетр. Думаете ли вы, что его орел вполне подойдет туда?

Гость.Это зависит от многого!

Дядюшка.А я скажу — нет! Художнику пришлось бы придать ему еще кое-что.

Гость.А что же именно?

Дядюшка.Это, конечно, трудно определить.

Гость.Не сомневаюсь.

Я.Но, вероятно, это можно истолковать приблизительно.

Гость.Дальше!

Я.Он должен был бы сообщить орлу то, что он сообщил Юпитеру, чтобы сделать его богом.

Гость.Что же это такое?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимович Соколов , Борис Вадимосич Соколов

Документальная литература / Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Литературоведение / Документальное / Критика
Лев Толстой
Лев Толстой

Книга Шкловского емкая. Она удивительно не помещается в узких рамках какого-то определенного жанра. То это спокойный, почти бесстрастный пересказ фактов, то поэтическая мелодия, то страстная полемика, то литературоведческое исследование. Но всегда это раздумье, поиск, напряженная работа мысли… Книга Шкловского о Льве Толстом – роман, увлекательнейший роман мысли. К этой книге автор готовился всю жизнь. Это для нее, для этой книги, Шкловскому надо было быть и романистом, и литературоведом, и критиком, и публицистом, и кинодраматургом, и просто любознательным человеком». <…>Книгу В. Шкловского нельзя читать лениво, ибо автор заставляет читателя самого размышлять. В этом ее немалое достоинство.

Анри Труайя , Виктор Борисович Шкловский , Владимир Артемович Туниманов , Максим Горький , Юлий Исаевич Айхенвальд

Биографии и Мемуары / Критика / Проза / Историческая проза / Русская классическая проза