Читаем Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 1 полностью

Город зовется Торжок, а жителей почему-то называют новоторами, и на медных пряжках старых ремней, еще уцелевших у тех мальчишек, что постарше, выбиты буквы: НТРУ — Новоторжское реальное училище. Все это потому, что в старину город еще назывался Новый Торг или Новый Торжок, и эти два имени, как-то странно уживаясь между собой, так и сопутствуют ему в истории. А история у Торжка длинная и любопытная. Этот маленький городок упоминается не раз в древнейших летописях и уже в десятом веке известен как колония Великого Новгорода. Летопись уводит в почти легендарные дебри княжеских удельных усобиц, непосредственно к Крещению Руси и к Владимиру Равноапостольному, он же Красное Солнышко — герой былинного и песенного эпоса Киевской Руси, дошедшего до нас поверх гула целого тысячелетия и зажигавшего в раннем детстве мое воображение при чтении «Книги былин» Авенариуса в ступинском издании. Впрочем, были и еще книги: «Откуда пошла и как стала быть русская земля» (три или два тома), в коричневых, тисненных черным с золотом, переплетах, которых я по младости лет еще даже и не прочел и знал только картинки и названия отдельных глав; было изображение иконописное Владимира Святого, писанное нашим отцом на знамени в окаймлении малинового бархата с золотыми крестами; были, наконец, незабываемые деревянные кирпичики, обклеенные сестрой, с выцвеченными разными карандашами нарядными именами князей.

Теперь эти запомненные с детства имена в порядке их чередования снова всплывают, тесно сплетаясь с судьбой города, где мы живем. Сыновья Владимира — Борис и Глеб. Отдельно — князь-братоубийца Святополк Окаянный… Ночь на берегу речки Альты близ Переяславля. Спящие дружинники. Затухающие костры. Неслышно приподнимаются и опускаются полы княжеского шатра, скрывая страшное дело. Спешит на помощь любимый конюший князя Бориса — болгарин, родом из Венгрии. Поздно. Еще хлещет кровь из перерезанных горл, растекаясь по траве, по ковру, измятому в неравной схватке. Рядом с телом князя конюший находит тело младшего брата своего, юного Георгия. Голова его начисто отсечена. Убийцы не поленились, чтобы снять золотую гривну с кольцом, запаянным на шее. Конюший скоро находит и эту гривну — она лежит в стороне. Глаза юноши тускло поблескивают в свете факелов на залитом кровью лице. Он поднимает голову брата, лобызает перепачканные кровью уста и уносит ее с собой. Освобожденный от службы своему князю его смертью, он уходит все дальше, унося с собой память о ночи, перевернувшей всю его жизнь. О той, другой ночи — на Днепре, когда убийцы, направленные той же рукой, умертвили другого брата — князя Глеба, он узнает много позже.

Но куда же идти ему? Искать ли мести, суда над убийцами, чтобы кровью смыть эту кровь? О чем думает он, снова и снова вглядываясь в любимые черты брата? Вокруг него просторы, лесные и равнинные, накрытые звездным небом, и понемногу он начинает ощущать себя уже не вольнолюбивым княжеским дружинником, привыкшим платить око за око и зуб за зуб врагам своим и своего князя. И все дальше уходит он, уже не навстречу новым битвам с врагами, новым подвигам ратным — навстречу кровавому мщению убийцам брата, а навстречу скромному иноческому служению.

В глуши лесного края, над обрывом, круто сбегающим к реке, он останавливается и закладывает на холме храм — одну из первых обителей русских; сам носит воду в гору, сам рубит и валит деревья; сперва один, потом по одному, по двое вокруг собираются ученики и помощники его. Сам он совершает долгие службы, и в монастырской ризнице до сих пор хранятся разные деревянные сосуды, служившие ему, по преданию, во время литургий…

Здесь — стык новгородских земель и суздальских. Судоходная Тверца, как непрерывно пульсирующая артерия, гонит мимо молодой обители воинские струги и торговые ладьи новгородских гостей; все больше людей высаживается здесь на берег, возводит новые срубы и оседает на холмах, окруживших стены монастырские. Уже похоронен здесь, в одной гробнице с головой Георгия, любимый ученик основателя — Аркадий, первым пришедший на помощь к строителю, а позже умирает и сам основатель — Ефремий Новоторжский. А монастырь, основанный им в память князей Бориса и Глеба, так и остается Борисоглебским, и устроенная им пристань на реке, у подножия монастыря, не оскудевает гостями, так что все труднее становится называть ее тихой пристанью, как говорилось вначале… Городок обстроился, окреп, земляной вал и каменная ограда замкнули одноглавый храм с позолоченным крестом. Гудит и толпится шумный рынок Новоторжский, кузнецы у накаленных горнов куют мечи и бердыши, чеканщики чеканят собственную свою новоторжскую монету, а вечевой колокол порой бьет тревогу, сзывая для отпора врагу молодых и старых…

Новый Торг стал пограничным городом земель Великого Новгорода. Неспокойное это было дело. С 1139 года, за триста лет, вплоть до покорения его Москвою, Торжок двадцать четыре раза подвергался нападениям многочисленных врагов, и неоднократно случалось ему быть выжжену дотла и окончательно, казалось, разоренну.

Перейти на страницу:

Все книги серии Толстой С. Н. Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах)

Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы
Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы

Том 5 (кн. 1) продолжает знакомить читателя с прозаическими переводами Сергея Николаевича Толстого (1908–1977), прозаика, поэта, драматурга, литературоведа, философа, из которых самым объемным и с художественной точки зрения самым значительным является «Капут» Курцио Малапарте о Второй Мировой войне (целиком публикуется впервые), произведение единственное в своем роде, осмысленное автором в ключе общехристианских ценностей. Это воспоминания писателя, который в качестве итальянского военного корреспондента объехал всю Европу: он оказывался и на Восточном, и на Финском фронтах, его принимали в королевских домах Швеции и Италии, он беседовал с генералитетом рейха в оккупированной Польше, видел еврейские гетто, погромы в Молдавии; он рассказывает о чудотворной иконе Черной Девы в Ченстохове, о доме с привидением в Финляндии и о многих неизвестных читателю исторических фактах. Автор вскрывает сущность фашизма. Несмотря на трагическую, жестокую реальность описываемых событий, перевод нередко воспринимается как стихи в прозе — настолько он изыскан и эстетичен.Эту эстетику дополняют два фрагментарных перевода: из Марселя Пруста «Пленница» и Эдмона де Гонкура «Хокусай» (о выдающемся японском художнике), а третий — первые главы «Цитадели» Антуана де Сент-Экзюпери — идеологически завершает весь связанный цикл переводов зарубежной прозы большого писателя XX века.Том заканчивается составленным С. Н. Толстым уникальным «Словарем неологизмов» — от Тредиаковского до современных ему поэтов, работа над которым велась на протяжении последних лет его жизни, до середины 70-х гг.

Антуан де Сент-Экзюпери , Курцио Малапарте , Марсель Пруст , Сергей Николаевич Толстой , Эдмон Гонкур

Языкознание, иностранные языки / Проза / Классическая проза / Военная документалистика / Словари и Энциклопедии

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза