Собрание сочинений в семи томах. Том 5. На Востоке

— Нужды много терпим; да опять же и не сказали нам, сколь далеко это место. «Не больно же далеко» — слышь. Сказать бы раньше надо, так мы бы по-другому и думали; а то, вишь, и начальство-то наше, надо быть, само этого не знало толком-то: так надо полагать.

— Здорово ли шли вы?

— Да со всячинкой: кое-кого прихватывало. Вятских вон крепко схватывало; у них, сказывают, много же народу погибло. Лихоманки все больше одолевали.

— Чего же вам хочется получить на Амуре?

— А что дадут, то и ладно: Господь тоже знает, что на нем есть такое. Мы, признаться, в этот год шли все да шли — устали, всякое уж хотенье-то и попризабыли. Дал бы Бог до места-то только добраться. А там ...

— Голод подберется?

— Твори Господь волю свою.

— Заживете богато!..

— И на то власть Господня.

— Забудете про родных и родину...

— И то в воле Божьей.

— Песни запоете...

— Какой уж тут тебе, черт, песни: до песен ли!

Эти ответы мы получали от умеренных (а таких большая часть); но были и нетерпеливые, нашлись и озлобленные. Удалось нам попасть и на таких, и слышали мы от них совсем другое:

— Мы вот становищем-то своим на цыган больно похожи. Те в наших местах насчет воровства ловки. Нам бы милостыню надо было просить пойти: да куда? Поглядим-поглядим мы, так и здешнему народу подать нечего: бедно живут. А заведется у кого добро какое, так он за него и зубами и руками. Спросишь чего у них, так такую цену с тебя сдерет, что ходишь потом сутки с трое да почесываешься.

— Молока ребятенкам пошла промыслить — серебряной двугривенник отдала.

— Щец потрепать блажь пришла по дурацкой-то рассейской повадке, так и язык обжег; гривенник спрашивали. Едим — как вон в наших местах вотяки едят: болтушку.

— Скота нам дали одрань такую, что не глядел бы.

— Скат колес мы из дому-то своего (из Тамбовской губ.) привезли: пригодится, мол, на чужой стороне; и ядреные такие колеса, дубовые; не велит начальство брать: тесно-де будет на паромах.

— Беспокоят больно: скорей, слышь, все, скорей собирайся. Нам-де некогда с вами тут прохлаждаться. Само начальство чуть вон не само и паромы-то отпихивало от берегу. Тягостно это, обидно!..

— Не знаем, что будет; не знаем, как поплывём теперь: место не ближнее, надо полагать. А сколько верст будет? Словно слепые какие — не знаем. И как поплывём — надо опять сказывать — как и поплывём: не знаем.

А как поплывут переселенцы — предсказать было нетрудно на этот раз. Мало обещали успеха с одной стороны — торопливость и неизбежная с ней беспорядочность; с другой — заметно мало практичности, мало уменья взяться за дело по простой причине: дело это для большей части приставников (если не для всех поголовно) — дело новое, да и к тому же еще обязательное, служебное. Если раз уж мы привыкли видеть только один конец дела, оттененный еще вдобавок привлекательным розовым оттенком, — для нас, во всяком случае, неприметна та обстановка и те подробности, на которые заявляет свои требования самое течение дела. Мы знаем об этих требованиях инстинктивно, гадательно, но вообразить их себе целостно, предусмотреть и предугадать подробности мы не желаем, а может быть, и не в силах опять-таки по весьма простой причине — мы этого дела не знаем: оно для нас дело новое, да и к тому же еще требовательно-спешное дело. Требования человеколюбия и сострадания — такие отвлеченные вопросы, к разрешению которых мы не приготовлены самым воспитанием, да и не имеем силы совладать с этим: мужики — это такие терпеливые натуры, что грубость их поражает нас, и до того требовательные и недовольные всегда и во всех случаях, что не стоит труда преклонять уха к желаниям и пользам их. Было бы поскорее кончено дело, а там нам хоть трава не расти.