В журнале министерства государственных имуществ, в мартовской книжке нынешнего года, на 127-й странице «Смеси», мы встречаем следующие замечательные и правдивые строки. «В настоящую минуту мы отметим следующий факт, показывающий очень ясно, что новое положение переселенцев если не лучше, то никак не хуже прежнего. Факт этот: большая готовность крестьян переселяться и притом всего охотнее туда, куда уже переселились их односельцы, или соседи, или вообще земляки. Что крестьяне переселяются охотно, это подтверждается, напр., объявлением от ставропольской палаты государственных имуществ[33]
. То же доказывают и нередкие дела «о крестьянах, самовольно перешедших из одной губернии в другую», вызвавшие в прошлом году особый циркуляр[34]. Что крестьяне охотно стремятся именно туда, куда уже переселились их земляки, то в подтверждение этого, помимо множества других доказательств, приводим следующий свежий факт: в прошлом 1860 году из Полтавской губернии по вызову правительства переселилось в Крым 246 семей; в последнее же время из той же губернии и почти из тех же уездов изъявило желание переселиться до 850 семейств, т. е. много больше, чем в прошлом году и чем предполагалось». Автор этой статьи говорит далее: «Крестьяне прежде подачи просьб о переселении обыкновенно посылают от себя выборных, чтобы осмотреть места предполагаемого переселения и навести нод рукой нужные справки. Ввиду такой готовности переселяться о понудительном переселении, говоря вообще, не может быть и речи. Местным властям приходится не понуждать, а разве регулировать эту ревность к переселению, сообразуясь с размером сумм, отпускаемых ежегодно на переселения». В конце статьи своей автор задает вопрос: «Действительно ли русский крестьянин так крепко привязан к своему пепелищу, — к месту, где покоится прах его отцов и дедов, как в этом уверяют нас многие? Привязанность простого русского человека к своей семье не подлежит сомнению, но привязанность к месту — дело спорное. Если взглянуть поглубже, то, может быть, окажется, что не только крестьяне, но и все русские причастны слабости или добродетели — перекочевывать при удобном случае из одного места в другое. Мы с малолетства прислушались к пословице: «Рыба ищет где глубже, а человек где лучше». У малоросса есть и другая поговорка: «Хошь гирше, абы иньше»». Вообще журнал мин. государ. имущ, остановился на той мысли, что мы не умеем ценить достойно русского человека как колониста. «Впрочем, еще недавно, — говорит он, — один из известнейших наших политико-экономов уже сказал: «Руский крестьянин — колонист по преимуществу»».Во всяком случае, в настоящее время, когда опустелые местности Закавказья и Крыма зовут настоятельно и ждут нетерпеливо новых хозяев из переселенцев России, кредит расхваленного Амура, к сожалению, должен упасть, и мы можем пока остановиться только на одном предположении, что из множества желающих переселения найдется часть и туда, хотя уже, конечно, и значительно меньшая.
Высказанная журналом мин. госуд. имущ, мысль о всегдашней готовности русского народа к переселениям найдет себе значительную долю оправдания в разработке вопроса о так называемом бродяжестве. Вопрос этот один из главных и существенных вопросов во всей русской истории.
Расстаемся с Амуром ради соседнего с ним океана и с тем, однако ж, чтобы снова вернуться на тот же Амур.
5. НА УСТЬЕ АМУРА
В последнее время (и именно только в последнее время), заговорит ли кто о системах заселения Амура или о способах постройки городов, все обращаются к примеру Соединенных Штатов Америки. Ищут ли в них образцов и примеров для руководства во всех подобного рода предприятиях, сказать мы не можем утвердительно. Распоряжения на Амуре слишком ярки и определительны для того, чтобы не видеть в них ничего общего с подобными распоряжениями в Северной Америке. Аналогия, существующая между тем и другим делом, поразительна, но подробности и образ практического применения их диаметрально противоположны. Чтобы не ходить далеко в подтверждение нашей мысли, останавливаемся на устройстве городов по Амуру. Для этого берем в пример американский город (если уже только Северную Америку серьезно хотят принимать в образец и поучение) и в этом случае, опираясь на свидетельство позднейшего из русских путешественников[35]
, следим за американским городом с самого зародыша до конечного времени процветания. Особенно знаменателен для нас город Чикаго. В 1830 году это был сборный пункт американцев для торговли с индейцами; через десять лет в Чикаго было 5 тысяч жителей; еще через десять — 30 тысяч; а в конце 50-х годов, меньше чем через 30 лет, народонаселение этого города достигло до 160 тысяч и, говорят, ежегодно увеличивается от 15 до 20 тысяч человек. И между тем начало его так несложно, как несложно начало всех других городов Северной Америки.