Собрание сочинений. Зомби

И вот памятной ночью 18 июля 1910 года мы с Гербертом Вестом стояли под каменными сводами подвальной лаборатории, освещенной ярким светом дуговой лампы, и напряженно всматривались в белое неподвижное тело на столе. Бальзамический состав, изобретенный Вестом, оказался поистине чудодейственным: не веря своим глазам, я разглядывал крепкое, здоровое, упругое тело, которое пролежало здесь две недели и даже не закоченело. Я не удержался и на всякий случай переспросил, действительно ли этот человек мертв. Вест с готовностью разрешил мои сомнения, напомнив: нет никакого смысла опробовать реанимирующий раствор, если нет полной уверенности в том, что тело совершенно безжизненно. На организм, сохранивший хотя бы малейшие признаки естественной жизни, эликсир не оказывает ровным счетом никакого действия. По мере того как Вест продолжал готовиться к эксперименту, я все больше поражался тому, как усложнился этот процесс. Учитывая необыкновенную сложность всех процедур, мой коллега не смог бы доверить и части приготовлений даже самому опытному помощнику. Запретив мне прикасаться к трупу, он для начала сделал инъекцию в запястье, рядом с тем местом, где остался след от иглы, через которую ранее было введено бальзамическое вещество. Вест объяснил мне, что делает это для нейтрализации прежнего раствора и возвращения тела в первоначальное, естественное состояние, — лишь в этом случае реанимирующее вещество даст желаемый эффект. Прошло совсем немного времени, и тело как будто изменилось — его мертвые члены сотрясла легкая дрожь. Вест с силой придавил искаженное судорогой лицо мертвеца чем-то вроде подушки и не отпускал до тех пор, пока тело полностью не обмякло, — теперь оно было готово к реанимации. Бледный, охваченный каким-то сдержанным восторгом, Вест сделал последние пробы, чтобы убедиться в отсутствии любых признаков жизни. Наконец, удовлетворенный результатами, он ввел в левую руку покойника определенное количество живительного эликсира, приготовленного накануне днем с куда большей тщательностью, чем это делалось ранее. Мне недостает красноречия, чтобы описать то дикое, захватывающее дух нетерпение, с которым мы оба ожидали результатов эксперимента с этим первым по-настоящему свежим телом, оказавшимся в нашем распоряжении. Мы имели все основания ждать, что мертвец разомкнет губы и заговорит с нами разумно, осознанно и, возможно, поведает о виденном по ту сторону неизреченной, неведомой и непреодолимой бездны.

Впрочем, Вест был материалистом, в существование души не верил и все проявления сознания считал результатом физиологических процессов. Он не ожидал услышать никаких откровений, приподнимающих завесу над страшными тайнами небытия, поджидающего нас за гранью смерти. Отчасти я разделял его позицию, но все же во мне сохранились едва заметные следы примитивных веровании, доставшихся в наследство от пращуров. Поэтому я не мог оторвать от трупа зачарованного взгляда; мои ощущения представляли смесь благоговейного страха и напряженного ожидания. Кроме того, я не мог вычеркнуть из своей памяти тот ужасный нечеловеческий вопль, который раздался в ночь самого первого эксперимента в заброшенном фермерском доме неподалеку от Аркхема.

Прошло немного времени, и я убедился, что текущий эксперимент уж точно не закончится полным провалом. Щеки трупа, прежде белые как мел, обрели нежный оттенок, который распространился по всему лицу и проник даже под обширно разросшуюся рыжеватую щетину. Вест, который все это время не отрывал руку от левого запястья мертвеца, вдруг кивнул со значительным видом. Почти в тот же самый момент зеркало, поднесенное ко рту трупа, подернулось дымкой. После нескольких резких судорог грудь подопытного начала вздыматься и опускаться, а дыхание стало отчетливо слышным. Я перевел взгляд на сомкнутые веки, и мне показалось, что они дрогнули. Вдруг веки приоткрылись, и из-под них показались глаза — серые, спокойные и живые, но пока еще лишенные искры разума и даже самого обыкновенного любопытства.