Я приняла то обстоятельство, что должна выйти к марилийцам. Иначе никак. Разве не этом состояла моя миссия зеленого луча? «Людям нужен луч зелёный для спасения Земли», — несколько лет назад сказала видящая у Главного храма Марилии. Не зеленые лучи, а луч, один. И ведь, действительно, если я не выйду к закату, то предложение генерала Мирадовича будет недействительно, потому что им нужна я.
Марилийцы никогда не узнают от меня, где артефакт, не смогут с его помощью поработить Тангрию. Значит моя Земля будет спасена, потому что тангрийцы будут до последнего сражаться за свою Землю.
А документы... Они пока тоже должны быть в надежном месте, чтобы, когда придёт время, вывести на чистую воду всех предателей Тангрии. И так получилось, что только я знаю, где они спрятаны.
Через некоторое время, наверное, примерно через час, начался переполох. Элеонора рыдала над телом Джейсона, и зарданцы поверили, что он мертв. Я тоже подошла к его телу и пустила несколько слезинок для пущей убедительности. Сделать это было несложно, я и так еле сдерживалась от рыданий.
— Тело нужно выдать марилийцам, — произнёс кто-то из окружающих людей.
Но тут Элеонора устроила такую дикую истерику, что люди в ужасе отшатывались от нее.
Молодец, подумала я. Она уговорила всех, что кремирует тело мужа, и марилийским свиньям достанется только его прах.
Закат приближался. Я сидела и грызла чёрствую лепёшку, когда вдруг услышала звуки знакомой музыки.
Растерянная, я оглянулась и увидела мальчика-подростка лет семнадцати, который вышел на середину зала с витарой в руках. Очень худой и изможденный, одетый с чужого плеча, он сделал несколько аккордов и заиграл знакомую мелодию.
Мелодию, которую сочинила я. Мальчик тихо запел, и многие голоса затянули вместе с ним слова грустной песни, моей песни, которую я сочинила для парней из группы «зелёных лучей», когда мы зимой сидели в лесу у костра и грелись.
Мальчик сыграл последние аккорды и решительно подошёл ко мне, со слезами на глазах слушавшую его игру.
— Спасибо, лера Тубертон, за эту песню и за то, что вы, как и другие зеленые лучи, спасаете нас, — проникновенно обратился он ко мне и приложил кулак правой руки к левому плечу, отдавая мне честь.
Я в смятении смотрела на него.
Элеонора Тубертон подошла к нему, встала рядом и тоже отдала честь, словно я была генерал, а не обычный рядовой солдат. Глаза ее были серьезны и печальны, в них тоже стояли слезы.
Остальные солдаты и обычные жители Зардана, женщины, старики и даже маленькие дети, все те, кто мог еще стоять на ногах, стали выстраиваться в две шеренги, образуя проход, через который нужно было идти к выходу из зала.
Я поняла, что пора, поднялась на слабых ногах и мыслено усмехнулась. Все это время люди жадно следили за мной и за сменой часов, чтобы не упустить нужный момент.
Я оглянулась и поняла, что мне становится страшно. Очень страшно. Но у меня не было выхода. «Зелёный луч» Пресветлой Богини должен принести жертву, чтобы спасти многочисленные жизни. Вот только почему именно этих нескольких тысяч, мелькнуло вдруг в моей голове. Почему не в начале войны, чтобы спасти всех?
Остальные «лучи» подошли ко мне, окружили, и мы медленно пошли, а они, эти голодные, уставшие от долгой войны, люди, маги и не маги, аристократы и простолюдины, отдавали нам честь, прикладывая кулак правой руки к левому плечу.
— Зеленые лучи... зеленые лучи... зеленые лучи, — монтонно повторяли они и стучали себя кулаком по левому плечу. — Зеленые лучи, — повторяли они снова и снова, словно это были удары барабанной дроби.
Мы вышли из здания мэрии, на улице люди тоже расходились, давая нам пройти, и тоже прикладывали кулак к плечу.
Ко мне и четырём командирам присоединились остальные «зеленые лучи», примерно сто пятьдесят человек, которые были рядовыми солдатами, как и я.
Медленно, чеканя по привычке по военному шаг, мы направились к западным воротам.
Тангрия. Война. 3202 год.