Собственные записки. 1835–1848

То же самое стечение окружало меня и в домах родных, у коих обедал или проводил я по нескольку часов времени. Поутру подымали меня с постели те, которые желали меня видеть исключительно и лучше рассчитывали время, в которое могли меня застать. В числе сих ранних посетителей находились и докучливые с просьбами, как будто бы я уже обладал способами служить другим своим влияниям, тогда как я сам не занимал никакого места и не искал его; но Петербург населен людьми, которые живут вымогаемыми пособиями и покровительствами, и промысел сей вовсе не противен их образу мыслей, в коем сильно вкоренилось понятие о данничестве трудящегося класса людей, дышащих как бы для удовлетворения праздного сословия и прихотей столицы.

Вечера проводил я почти все у себя, и так как в Петербурге обыкновенно все время дня исключительно посвящается увеселениям, то праздные докучалы долго не знали, что тогда всего удобнее было меня застать дома; почему по вечерам сбирались у меня всегда люди, коих общество для меня приятно. В числе их были брат Михайла, иногда Андрей, и всякий день почти без исключения племянник мой Муравьев, брат его Валериан и Илларион Михайлович Бибиков. Навещали меня также часто Корсаков, Вера Григорьевна Пален, вообще все люди, которые для меня были приятны.

Вечера мои начинались часу в 8-м и продолжались до 1-го и 2-го за полночь. Тут стекались все известия городские; каждый сказывал, что узнавал в течение дня, перебирали сии известия, сличали одни с другими, и брат Михайла, коему очень хотелось видеть меня на службе, который также принимал со мной близкое участие в судьбе Н. Н. Муравьева, соображал действия наши и предлагал свои мнения, которые опровергались и принимались общим мнением.

Так как на сих вечерах собирались иногда и старые сослуживцы мои, а речь больше шла о действиях на Кавказе, то названы были сии вечера «Кавказскими комитетами».

Вскоре решено было у меня с Михайлой съездить мне с визитом к графу Орлову: приветствие, ни к чему меня не обязывающее, и коего не сделать можно бы причесть к невежливости или к неудовольствию. Михайла объяснил мне сношения главных лиц при дворе. Все находилось почти в том же положении, как оно было в то время как я службу оставил. Орлов казался самым сильным и был уважаем. Военный министр князь Чернышев держался особенно. Киселев, Меншиков и Клейнмихель казались также высокими в доверенности; но мне до них не было никакого дела, и брат, избирая лучшие пути для меня, говорил, что надобно было избрать одну систему и держаться оной неизменно. Избирал же он, как говорил, «систему Орлова», которая хотя, на вероятностях, и не менее лжива других, но казалась доступнее, по большой внимательности Орлова и по распространяемому им, по крайней мере, слуху о доброжелательстве его ко мне.

В намерении изведать наперед образ мыслей Орлова, Михайла съездил к нему и объявил о моем приезде. Орлов показал удовольствие при известии о моем приезде.

– Что же, – спросил он, – в службу, что ли брат твой сбирается?

– Нет, – отвечал Михайла, – брат приехал на свадьбу сестры своей; но от службы он не прочь, если б знал, что она может быть приятна государю.

– Я несколько раз заговаривал о нем государю, – сказал Орлов, – но государь о нем и слышать не хочет; когда же я говорил о нем с графом Воронцовым по возвращении его из Англии, то Воронцов махнул рукой, в знак своего неудовольствия на него. Скажи брату, что я буду рад с ним повидаться.

Дня три спустя по приезде моем я поехал к Орлову. Он меня принял по обыкновению ласково и шутливо, спросил о здоровье настоятельно, и после того, на службу ли я приехал в Петербург? Я отвечал, что приехал с единственной целью обвенчать сестру мою, но что я не откажусь и в службу вступить, если б мог знать, что она будет угодна его величеству.

– Да ведь тебя просить не будут, – сказал Орлов.

– Знаю, – отвечал я, – что просить не будут; да и признаться, мне в это дело вступать было бы неосновательно без удостоверения, что присутствие мое в службе было бы приятно государю. Я не намерен служить без доверенности его, ибо за тем только оставил службу, и с тех пор я не имел никакого повода удостовериться в противном, а напротив узнал, что государь обо мне и слышать не хочет.

– От кого ты это слышал? – спросил Орлов торопливо, как бы желая раскрыть нескромные чьи-либо речи.

– От вас же, – отвечал я хладнокровно, – через брата Михайлу, которому вы это сказывали.

Орлов не мог отречься от сказанного и, приняв опять покойный вид, продолжал:

– Да, и военный министр докладывал о тебе государю. Я все хотел тебя на Кавказ назначить, да вот назначен граф Воронцов.