Собственный путь

— Я обещаю, что не трону её, если ты просто скажешь мне, где книга. — доверительным, проникновенным голосом сказал Диармайд.

Спартанское отделение тевтонского банка, — едва слышно прошептал мужчина, ячейка номер 137.

— Чёрт, — выругался Диармайд. Он достал телефон и позвонил Ричарду.

— Книга в местном тевтонском банке. Ячейка номер 137, я проникнуть туда не смогу.

— И не нужно. — Диармайду показалось, или Ричард и вправду говорил более радостно?

— Этого достаточно. Считайте, что контракт выполнен, можете возвращаться за платой.

— Просто скостите мне часть долга. Лидия призывает к себе сегодня ночью, не знаю сколько времени займёт её поручение.

— Я всё знаю, не волнуйтесь молодой человек, просто занимайтесь своим делом, а когда освободитесь — возвращайтесь ко мне. — все проблемы, кроме одной были улажены. Диармайд обработал раны мужчины, остановил кровотечение и убедился, что он не умрёт.

— Ты проживешь ещё по меньшей мере два дня. Если сказал правду, кошмар закончится, и я тебя освобожу, если солгал — я убью эту девушку у тебя на глазах. — Диармайд говорил ровным тоном. Он, не мигая смотрел в полные отчаяния глаза бедняги, в них было только одна мольба — поскорее закончить эти истязания. От его зверств кровь стыла в жилах, похоже, он и вправду становился монстром, как и предрекал Нико.

* * *

Госпиталь святой Марии в Риме был одним из самых лучших в городе. Врачеватели здесь были настолько хороши, что даже прославленные паладины восстанавливали здесь своё здоровье. Но больше всех известность госпиталь заработала тем, что лечила простых людей, не требуя за это ни копейки. Громадные очереди людей выстраивались в специально оборудованной приёмной, чтобы записаться в очередь на лечение. Здесь не отказывали никому. Здешних работников почитали как героев и делали это абсолютно заслуженно.

Те представители церкви, которые ратовали за любовь к ближнему своему, мечтали здесь работать, ведь они могли помочь стольким больным. Особое внимание заслужили редкие лекари маги не гнушающиеся помогать обычному люду. Эта госпиталь была феноменом известным на всю Европу.

Магов лекарей вообще было очень мало. Не потому, что редко кто брался за подобный род занятий, а потому, что большинство предпочитало путь насилия, довольствуясь собственной регенерацией в бою. Те, кто всё же выбирал столь непопулярный путь, редко помогали за просто так.

Путь целителя не означал отказ от насилия или силы. Просто тренировки медицины и практика лечения требовала слишком много времени и сил, потому вытесняла боевые навыки.

В комнате было удушающе затхло, окно было закрыто плотными занавесками, белые стены палаты проглотил полумрак и единственным источником света был огарок восковой свечи, стоящий у иконы Святого Петра, для любого больного верующего это был дурной знак.

На кровати лежало тело. Простынь прилипла к дрожащему от жара больному, на её девственно-белом полотне расцветали красные цветы от крови и жёлтые от гноя. Иннокентий пришёл себя, он с трудом открыл веки, но повернуть голову и посмотреть кто сидит рядом с ним он не мог, да ему это и не нужно, уж свою верную ученицу он мог почувствовать, где угодно.

Лина, заметив, что наставник пришёл в себя бросилась к нему. Его обезображенное кислотой лицо блестело отражая дрожащее пламя свечи, гнойные язвы покрыли большую часть его тела и каждое движение вызывало просто невероятную боль. Часть пальцев на руке просто отмерла и их пришлось ампутировать. Некогда могучий воин проживал свои последние минуты.

— Учитель. — сдерживая слёзы дрогнувшим голосом сказала девушка.

— Я позову врачей, — она бы тотчас побежала в коридор если бы не уловила едва различимое «стой».

— Мне уже не помочь. — слабым голосом сказал епископ. Лине больше приходилось читать по едва шевелящихся губах, чем случать что он говорит.

— Получив такое большое количество яда горгоны, выжить невозможно.

— Грёбаные греки с их идиотскими кличками! — в сердцах выкрикнула девушка. Иннокентий попытался ответить, но он был слишком слаб, потому помолчал, ожидая пока девушка успокоится.

— Она правая рука Геры. Она делает за неё всю грязную работу, на которую обычный человек неспособен. — Лина не решалась перебивать наставника, иначе сразу остановила бы его. Ей плевать было кто такие эти Отцы Ночи, Гера и Горгона. Ей было плевать на всех преступников Греции с их глупыми кличками. Сейчас больше всего девушка хотела отомстить за умирающего учителя.

— Злость — это грех. Но что более важно, злость — это палач. Не выставляй собственную голову на плаху, усмири чувства. — Иннокентий наконец сумел повернуть голову и взглянуть на залитое слезами лицо ученицы, к которой он так неожиданно для самого себя сильно успел привязаться. Как же было жаль, что он так малому успел её научить. Он сделал свой последний вдох, наполненный сожаления, и умер. Лина зарыдала, больше не сдерживая свои эмоции.