Машина, протаранив стеклянный фасад здания ретрансляции, откатилась назад. Олег узнал сидевшего за рулем знакомого казака - сотника Морозова.
Это событие не только меняло планы, но уже не оставляло времени для размышлений, а призывало к действиям.
Первым внутрь здания вошел Альберт Михайлович, громко объявляя на ходу:
- Я генерал Макашов! Призываю начать переговоры...
Вслед за генералом через пробоину в стеклянной стене поспешил Женя, за ним Олег, Николай, Андрей и другие.
К Макашову со второго этажа спустился майор – командир милицейского отряда. Все это произошло стремительно быстро, и время событий опережало время раздумий.
Но когда, оказавшись в здании, внимательно осмотрели балконы, занятые боевыми порядками омоновцев, тут по-настоящему стало тревожно: все вошедшие стояли под дулами, как на ладони.
Олег вопросительно посмотрел на Макашова, но зайчик от лазерного прицела на лице генерала рассеивал все сомнения.
Поэтому Олег последовал примеру Жени и укрылся под лестницей, держа автомат наготове.
Милиция была встревожена не меньше, особенно после того, когда в помещение вошли ребята с гранатометом. И они уже сама пригласила Альберта Михайловича продолжать переговоры.
Ему сказали, что эта неопределенность их волнует больше всего, и они не против сложить оружие и сдаться.
Но тут появились офицеры из спецназа «Витязь» (как потом стало известно, что те перешли по подземному переходу из противоположного здания). Они схватили милицейского парламентера за руки и утащили на второй этаж.
Однако вскоре опять предложили продолжить переговоры, но с улицы, через окно.
Коля отошел и стал у колонны, ребята с гранатометом заняли позицию у входа.
Но потом выяснилось, что гранатомет оказался у несведущего в этом деле человека. Поэтому его сменил другой доброволец.
К гранатометчику подошел Макашов и предупредил его, что, если придется стрелять, нужно стараться не попасть в людей, то есть стрелять только для демонстрации боевого эффекта огневой мощи.
И второе: не забывать, что перед стрельбой необходимо свинтить колпачок, иначе граната не взорвется.
Слушая указание генерала, Олег прикидывал на глаз расстояние от гранатометчика до потенциальной цели.
В любую сторону оно было метров десять, пятнадцать, максимум - двадцать. А граната, насколько знал Олег, «становится на боевой взвод» после пятидесяти метров полета. Поэтому здесь стрелять с гранатомета бесполезно - граната не взорвется.
Да и не нужно. Все должно разрешиться по - мирному.
Олег вышел из своего укрытия. Облегченно вздохнул. Осмотрелся.
Альберт Михайлович с Женей вышли на улицу для продолжения переговоров.
Оставшиеся в здании спокойно ожидали положительного исхода этих переговоров.
Ничто не предвещало беды.
И вдруг, с балкона раздался выстрел.
Олег увидел, как Николай взмахнул руками и начал медленно приседать, держась руками за ногу.
Все стоящие всполошились, но больше выстрелов не было.
К Коле подбежали ребята, ногу перевязали.
Кто-то вызвал «скорую помощь», которая, к всеобщему удивлению, подъехала незамедлительно прямо к дверям.
Николая уложили на носилки и унесли к ней.
Олег помахал ему, показав жестом, чтобы тот крепился, и «скорая» уехала.
Он не мог понять: что же произошло? Потом решил, что у какого-то омоновца сдали нервы, и он выстрелил, конечно, случайно.
По-другому, быть не может, люди всегда должны уметь договариваться. Но тревожное чувство не покидает, когда вот так стоишь под прицелом.
Олег осмотрелся вокруг. Среди всех выделялся прапорщик Журавский. Высокий, красивый, он спокойно стоял неподалеку от Олега.
Еще заметно отличался от вооруженных людей мальчик лет семнадцати.
Он пришел с улицы, от митингующих. Лучше ему уйти отсюда.
А с другой стороны, его присутствие успокаивало. «Никакой же дурак не станет стрелять туда, где стоит мальчик», - думал Олег.
Глава IV
А Колю жалко. Олег вспомнил, как они с Николаем утрясли все свои вопросы в Москве и взяли билеты на Киев. И тут указ Ельцина…
Конечно, любому политически зрячему человеку ясно, что сам Ельцин- это только картинка для телевизора, марионеточная кукла – «кремлевская Барби», которая выполняет все, что необходимо ее заокеанским хозяевам.
Постепенно не все, но многие из простого народа начали понимать, что их жестоко обманули.
Смертность, превышающая рождаемость, - это не просто следствие глупых реформ, а скрытая, изощренная война на уничтожение самого народа.
Война коварнее и страшнее, чем та, что народ выстоял в борьбе с фашизмом, потому что люди гибнут без оружия и пролитой крови.
Сначала незаметно погибает душа человека, а затем неизбежно - его разум и тело. Это сравнимо с радиацией или с какой-то чумой.
Но нашему народу чужда кровавая бойня.
Поэтому в надежде изменить ситуацию цивилизованным парламентским путем избрали в представительную власть того, кому народ это доверил.
Но остановить антинародные реформы - это означает остановить реки богатств, которые широкой волной хлынули за границу с начала перестройки.