Сочинение

Мне не придется рассказывать о том, что каждая новая песня для меня — это мучения, что каждое слово, которое ложится на бумагу — это боль, каждый звук, сорвавшийся со струны — это часы поисков. Мне не придется говорить, что стихи это не только радость, но и боль, ведь слово, прежде чем лечь на бумагу и звук, прежде сорваться со струны, проходит во мне путь от души до рук. Мне не придется говорить, что это очень больно — писать и играть, заново переживая все то, о чем пишешь. Мне не придется рассказывать, как слово возникает в тебе, грузно ворочаясь, обретая свою форму и размер, как звук, приходя из тишины, оглушительно бьет в уши и мечется внутри, ища свое место и длину, как потом они прорываются наружу, разрывая меня, словно бабочка кокон. Я никогда не рожал, и не могу знать, что это такое, но иногда мне кажется, что я знаю.

Мне не придется рассказывать вам, что я не умею писать музыку и стихи, но пытаюсь это делать — а это сродни попыткам летать, не имея крыльев. Мне не придется говорить, что я устал писать, извлекая из небытия слова, рифмы и рифы, устал петь, не получая отдачи от слушателей — словно стучась грудью о невидимую стену. Мне не придется говорить, что то, что я пишу, уже давно никому не нужно. Мне не придется говорить, что моей возлюбленной не нравятся песни, которые я ей посвящаю.

Мне не придется говорить, что ушедшая с песней боль возвращается потом сторицей, а радость не возвращается совсем. Мне не придется рассказывать, что когда я ухожу со сцены, я с трудом заставляю себя не шататься.

Мне не придется говорить, что у меня постоянно болят руки, что случайный, глупый удар, сломавший мне палец, лишил меня возможности играть так, как я хочу — и я не знаю, смогу ли я когда-либо так играть; что хоть я и не режу пальцы в кровь, но они болят так, что лучше бы я их изрезал.

Мне не придется рассказывать, какой ценой мне даются все эти проклятые песни.

И я смогу промолчать о том, что все, что я пел, написано лишь для одной — а она, наверное, никогда этого не поймет. Вся моя музыка, разодравшая мне душу в клочья, написана только для того, чтобы вернуть ту единственную, которая смогла заменить мне все — а она, наверное, никогда не вернется. Все, что я играл — лишь стук в ее дверь — но она, наверное, никогда не откроет…

Никогда, слышите, никогда не смейте говорить со мной о музыке!"

Дата. Подпись: трижды изломанная линия, перечеркнутая другой так, как иногда горизонт перечеркивает дорогу.

Рецензия "Сплошная чушь и бред сумасшедшего. Тема не раскрыта абсолютно. Пунктуация авторская."

И оценка: 2/5/3. Первая — за содержание, вторая — за орфографию, третья — за грамматику.

Дата. Подпись.

Послесловие

Конечно, в жизни все было не так. Конечно, тема сочинения была чуть-чуть другой. Конечно, сочинение я и этот мальчик, безуспешно пытавшийся казаться юношей, написали по-разному. И оценка в конце стояла, конечно же, другая. Но только что это меняет, если подпись у нас была одна на два сочинения — трижды изломанная линия, перечеркнутая другой так, как иногда горизонт перечеркивает дорогу. Что это меняет, если теперь иногда мне очень хочется переписать свое сочинение так, как это сделал юноша, тщетно пытавшийся быть мальчиком — пусть даже оценка будет такой же, как у него. И иногда, когда я записываю очередные строки, мне видится страшное "Чушь…". И подпись.