Сочинения

Наконец-то, незабвенный Николай Иванович, пришла от Вас весточка! Вот вы где - на Севере! Признаюсь, я позавидовал Вашей поездке по широкой Волге; вот раздолье!.. Господи! когда-то я вырвусь из своей берлоги, полюбуюсь на божий свет, подышу чистым воздухом? Дома - все те же стены, тот же грязный двор с обвалившимся посереди сараем, на улицах - поправка тротуаров, починка мостовых, на рынке - чищенье, метенье, выравнивание телег и прочее и прочее. Просто невыносимая тоска! Кажется, и небу наскучило глядеть на эту мелкую суету, нахмурилось оно, наморщилось, целый месяц день и ночь плакало и вот только каких-нибудь два-три дня улыбается, да и то не очень весело. Но город наш не смотрит на дурную погоду: белится, румянится, охорашивается; если бы были архитекторы-парикмахеры, кажется, он завил бы себе кудри. Удивительный щеголь! По-видимому, приготовляется к чему-то торжественному,-но что такое это торжественное - не разрешить уму бедного горожанина. Рынок обращается иногда в театр, где разыгрываются небольшие пьесы, впрочем, богатые по содержанию. Например. Сцена представляет утро. Накрапывает мелкий дождь. Торговки согнулись и дрожат от холода. Перед ними: груши, яблоки, дули, грибы и тому подобное... "Идет! Идет!" - кто-то отрывисто и вполголоса восклицает в толпе, и торговый люд робко смотрит по направлению протянутй руки бородатого кулака. "Вот он!" замечает последний, - и лицо, почтительно сопровождаемое свитой, является на сцене. Размеренным шагом подходит он к торговке, берет из ведра груздь и отведывает. "Что это?" - "Грузди, батюшка". - "А в грузде что?" - "Ничего, батюшка". - "Так ты такие-то продаешь грузди! - с червями! В п... их! Ей, С... возьми!" - "Так нет же! Пропадай они тут!" - и старая торговка опрокидывает в грязь свой свежепросоленный товар. Главное лицо пьесы плюет и удаляется размеренным шагом; окружающие изумлены; зеваки его сопровождают. "Это что?" - нахмурившись, восклицает то же лицо и отведывает мягкую грушу. "Гру-гру-ши", - трепетно отвечает торговка. "Гнилье!"Торговка хочет раскусить другую грушу, показать, что гнилья тут нет и не было, но груша летит и расплющивается об ее щеку. Лоток с товаром опрокидывается немыми лицами пьесы. Повелевающая ими плотная особа проходит по ним, подавая пример другим; другая плотная особа, поменьше ростом, проходит и топчет; остальная свита растаптывает окончательно. Далее. В антракте проходит около месяца. Место действия в доме NN., где по случаю храмового праздника обед. Гостей много. На первом плане снова зрители видят лицо, уже являвшееся в двух рыночных пьесах, и вдобавок почтенного старца, известного церковным красноречием, т. е. Ар... Подают вино. Старец читает молитву, благословляет хлеб-соль и выпивает полрюмки. "По одной не закусывают", замечает известное лицо и, правой рукой обернув три или четыре раза около большого пальца левой конец своего носового платка, вдруг его развертывает и показывает старцу. "Вот, - говорит он, - мера, которая определена мо[н]ахам". - Действительно, - отвечает старец, - в западных губерниях по недостатку чистой воды мо[н]аху выдавалась такой меры кружка чихиря. Вы, может быть, не знаете, что такое чихирь, так я вам скажу. Чихирь - это невозделанное виноградное вино. Нет ничего удивительного, если мо[н]ах в продолжение суток выпивал эту кружку. Но чтобы выпить кружку крепкого напитка, мне кажется невероятно, и если уже это возможно, то возможно только скоту". - При сем старец указал рукою на особу, с которою вел речь. Затем, между прочим, подают и жаркое. Старцу - рыбу, известному лицу бекасов и дупелей. И вот известное лицо указывает с остроумною улыбкой почтенному старику на мясное блюдо. "Не угодно ли?" - "Нам это не показано". - "Но это ведь не говядина". - "Взамен говядины мы употребляем сыр, молоко, яйца и только..." - "Но ведь это двуногое..." - "Какое двуногое! Иное двуногое хуже четвероногого..." - и снова рука старика указывает на предлагателя двуногих. Обед кончен. Старик встает и читает молитву, обыкновенно читаемую над людьми, одержимыми бесом. Зрители всячески стараются скрыть - одни свое изумление, другие - восторг, но то и другое невольно выражается в их чертах. Занавес опускается. Так вот-с какого рода пьесы иногда разыгрываются в провинции, без приготовления, без репетиций, без суфлеров. Дух века вот куда зашел! - как сказал великий Пушкин. Какие на свете, подумаешь, сплетни! А очевидцы ручаются головой за несомненность всего вышепро-писанного. О провинция, провинция!..